Лорен Оливер - Сломанные вещи

Но сейчас я замечаю в ней некоторые изменения: она перестала грызть ногти, которые прежде сгрызала почти до крови, в ее левом ухе блестят три сережки-гвоздика, хотя прежде она не прокалывала уши, и на внутренней стороне ее правого запястья виднеется маленькая татуировка – знак бесконечности. Она видит, что я смотрю на эту татуировку, и дергает рукав вниз.

Она превратилась в незнакомку.

Следы бури видны везде – дороги то и дело оказываются перекрыты из-за упавших деревьев или порванных проводов ЛЭП, мужчины и женщины в болотных сапогах и пластиковых касках, направляющие машины к обочинам, объездные дороги, идущие кругами и даже назад, так что я начинаю опасаться, что в конце концов мы опять окажемся в «Перекрестке». Мне не терпится задать Бринн тысячу вопросов, хочется рассказать ей тысячу вещей, но чем дольше длится молчание, тем труднее становится придумать, как начать разговор. Она сидит отвернувшись, почти прижав нос к боковому окну и подняв колени до уровня груди. Когда я включаю радио, она тотчас же бьет по кнопке кулаком и выключает его.

Наконец я не выдерживаю.

– Ты, по крайней мере, могла бы что-нибудь сказать. Я ведь не твой личный шофер. – И слишком поздно осознаю, что разговариваю точь-в-точь, как раздраженная поведением своей дочери мать.

– Хочешь, чтобы я что-нибудь сказала? – Она наконец поворачивается ко мне и прищуривается. – Ладно. Я скажу. Ты не в своем уме.

Это так неожиданно, что я на мгновение теряю дар речи.

– Что?

– Ты не в своем уме, – повторяет она. – Появляешься из ниоткуда – и заводишь речь о Лавлорне. – Она скорчивает гримасу, как будто само это слово смердит. – О чем ты вообще думала?

Я чуть не выпаливаю:

– Извини, но разве я только что не забрала тебя из реабилитационного центра?

И чуть не добавляю:

– Так кто же из нас действительно не в своем уме? – Но ничего этого я не говорю.

№ 19. Слова, которые застревают в твоем горле, раня его шипами, словно артишоки.

Вместо этого я признаюсь:

– Я думала, что, может быть, тебе не все равно, что случилось в тот день. Я думала, что ты, возможно, захочешь помочь.

– Помочь в чем? – Она наконец опускает ноги на пол. Она оставила следы ног на приборной доске и не делает никаких попыток стереть их. – Не все ли равно, что случилось в тот день. Неужели ты до сих пор этого не поняла? Она погибла. Все думают, что ее убили мы, и никогда не перестанут так думать, вот и все. Оставь прошлое позади. Смени имя. Начни новую жизнь.

– А, ну да, ведь именно так поступила ты? – Я представляю себе, как танцовщица ломает строй. Исполняет серию ударов ногой по полу. Один, два, три, четыре, пять. – Ты что, оставляла прошлое позади, когда попадала в дурные компании? Когда один за другим прошла шесть реабилитационных центров? – Эти слова вырываются у меня прежде, чем я начинаю сожалеть, что произнесла их.

Она бормочет что-то, но говорит слишком тихо, чтобы я могла это расслышать.

– Что? – спрашиваю я.

Она выдыхает, закатывая глаза.

– Я сказала, что именно это я и делала. – Она опять отворачивается к окну. – Это называется выживанием сильнейшего.

– Ах, вот оно что, – язвительно говорю я. – А я-то думала, что в седьмом классе ты на уроках естествознания спала.

Она не снисходит до того, чтобы ответить.

Меня так и подмывает остановить машину и сказать, чтобы она убиралась, чтобы посмотреть, как ей понравится преодолеть расстояние до Твин-Лейкс пешком, шлепая по грязи и наносам мусора. Как глупо было воображать, что она захочет помочь, что ей будет не все равно. Она не задала мне ни единого вопроса про Лавлорн, даже не спросила, что именно мне удалось выяснить, почему я проехала два часа по дорогам, заваленным обломками после бури, которая случается раз в столетие, лишь бы поговорить с ней. Она просто уставилась на меня в своем «Перекрестке» с таким видом, будто я была какой-то вонючей мягкой игрушкой, которую она выбросила в мусорный бак, и ей было непонятно, каким образом я снова вернулась в ее жизнь. «Убери эту штуку, – злобно сказала она, когда я показала ей книгу, поморщившись, как будто ее вид причинял ей боль. А затем продолжила: – Не знаю, зачем ты здесь, но через пять минут мне надо будет отсюда свинтить. Так что тебе придется меня подвезти».

И больше ничего. Просто велела мне сесть в машину и подождать, как будто я была из службы проката автомобиля с шофером, которую она наняла, чтобы отправиться домой.

Глупо, глупо, глупо. Почему-то мне казалось, что стоит отыскать Бринн – и она сумеет все сделать лучше или хотя бы будет знать, что надо делать. Я воображала, что прежняя магия вернется, вернется та особая сила, которая связывала нас воедино и отбрасывала в сторону весь остальной мир. В то время я действительно думала, что Бринн может справиться со всем, чем угодно. Я действительно думала, что Саммер сможет стать знаменитой.

Я и правда думала, что мы особенные. Но, может быть, в действительности этой магии никогда не существовало, как не существовало и Лавлорна. Может, это было просто еще одним воспоминанием, которое нужно оставить позади.

Когда мы подъезжаем к Твин-Лейкс, нам приходится встать в очередь из машин, которые ждут, чтобы перестроиться в один ряд. Половина дороги заблокирована полицейской патрульной машиной, огни которой мигают, обозначая дерево, вырванное с корнями, похожими на торчащие вверх спицы огромного колеса.

Мы, следуя указаниям полицейского, который машет вперед, заезжаем в левый ряд. У меня захватывает дух, когда на Миэрз-лейн я вижу ряд домиков, сдававшихся по минимальной арендной плате, вернее, то, что от них осталось. Целые веранды смыло водой, и трава усеяна мусором. Я вижу, что у одного из домов – того самого, в котором жила Пиа, моя старая няня – смыло кусок стены, и я могу видеть часть ее гостиной.

– Ничего себе. – Бринн выпрямляется на своем сиденье. – Вроде бы здесь жила твоя старая няня, да? Как ее звали – Пита?

– Пиа, – поправляю я. Но то, что Миа вспомнила – то, что она все еще помнит, – вызывает во мне внезапное и глупое чувство радости. Стало быть, она забыла не все.

– Да, Пиа. – Похоже, теперь Бринн начинает вспоминать. Она подается вперед. Я еду в сторону исторического центра – я никогда не понимала, почему это место носит такое название, ведь именно здесь расположены все самые новые магазины – тут 9А поворачивает на Главную улицу, и ряд прачечных самообслуживания и обшитых тонкими досками домов сменяется собранием опрятных кафе, ресторанов с органической едой, ювелирных магазинов и художественных галерей. На перекрестке Главной улицы и Кленовой, в самом центре Твин-Лейкс, Бринн присвистывает. – Черт возьми. Посмотри, что там случилось у Луиджи. Похоже, что-то взорвалось.