Лорен Оливер - Сломанные вещи

Мое сердце снова сжимается. Заведение Луиджи превратилось в фирму «Питы и Компания» еще тогда, когда мы все учились в пятом классе. Теперь его большие выступающие на улицу окна разбиты вдребезги, их снес ветер. Один из столов выбросило на улицу, где он и остался лежать ножками вверх, словно какое-то выброшенное из воды и утонувшее насекомое.

– Я не знала, что все обернется так ужасно, – говорю я. Эбби сказала, что Твин-Лейксу очень сильно досталось – как члену студенческого братства, которого избили вечером в пятницу , как она выразилась, – но одно дело слышать обо всех этих разрушениях и совсем другое – видеть своими глазами.

– Значит, в то время тебя здесь не было?

– По большей части я это пропустила.

Светофор на углу Главной улицы и Кленовой улицы рухнул. На перекрестке стоит еще один коп, регулирующий движение, и длинная вереница машин, ожидающих возможности свернуть направо. Часть Главной улицы полностью перекрыта, и нам приходится свернуть на Кленовую и затем на Кинг-стрит. Расположенная напротив книжного магазина парковка все еще залита водой. Посреди нее в куче густой грязи стоит «Тойота приус». – Я выехала из города вечером в субботу еще до того, как усилился ветер, – говорю я Бринн. И не упоминаю, что ночь я провела в нескольких милях от «Перекрестка» в мотеле, где постельное белье пахло выкуренными сигаретами. Я не говорю ей, что сегодня утром у меня ушло несколько часов только на то, чтобы собраться с духом, дабы проехать последние 3,6 мили до «Перекрестка».

– Поверить не могу, что ты смогла вести машину по такой непогоде. – Она пялится на меня. – Неужели твоя мать позволила тебе ехать в такое ненастье? Неужели тебе не было страшно?

– А, ну да, было. – Я не отвечаю на ее вопрос насчет матери. Откуда ей знать, что моя мать сейчас в 110 милях отсюда и что она, вероятно, запихивает в сумку грязные столовые салфетки, а также почту из дома тети Джесс и думает, будто на протяжении всей бури я просидела в безопасности в своей спальне. – Но ведь это было важно.

Бринн смотрит на меня искоса, как будто никогда не видела прежде.

– Мы все это придумали, – тихо говорит она. – Лавлорн никогда не существовал. Его не было. Мы просто сошли с ума.

– Я это знаю, – огрызаюсь я.

– Сошли с ума, – повторяет она со странным выражением на лице. – И к тому же были наполовину влюблены друг в друга.

– Ты не была влюблена в меня, – поправляю я. – Ты была влюблена в Саммер.

Я начинаю жалеть об этих словах, как только они срываются с моих уст. № 31. Слова, похожие на шрапнель: сначала они попадают в тело и только потом взрываются. На долю секунды Бринн отшатывается, словно я ударила ее по лицу. Я сразу представляю подругу на сцене в свете прожектора – она стоит на коленях, маленькая, сжавшаяся в комок пружина ярости.

Затем она выскакивает вон. Она оказывается на улице еще прежде, чем я успеваю остановить машину. Открывает багажник. Выхватывает свою спортивную сумку. И к тому времени, когда я опускаю окно и зову ее, она исчезает из виду.

Тогда

Когда мы впервые попали в Лавлорн, шел дождь.

Был конец июня, прошло несколько недель с тех пор, как закончилась наша учеба в шестом классе, и, по идее, я к тому времени должна была уже уехать из дома. Предполагалось, что я буду пребывать в балетном лагере в Саратога-Спрингс, штат Нью-Йорк, ночуя в одной спальне вместе с другими фанатками балета, проводя каждое утро за совершенствованием па-де-бурре и находясь как можно дальше от обоих своих родителей, которые все последние четыре месяца соревновались в том, кто из них может больше рассердиться.

Но двумя неделями раньше во время нашей дурацкой посвященной окончанию школьных занятий игры в футбол Ной Ли толкнул меня сзади, и, упав, я сильно растянула левую лодыжку. Впоследствии Саммер сказала мне, что даже мое падение было эффектным и грациозным, а Бринн посетовала, что она не засняла его, чтобы выложить в YouTube.

Таким образом у меня оказалась растянута лодыжка и не было никаких планов на лето.

Мы уже много раз играли в Лавлорн, начиная с сентября шестого класса, когда Саммер отдали под патронат мистеру и миссис Болл, семейной паре, у которой было уже четверо взрослых детей и которые решили на склоне жизни стать семьей для еще одного ребенка – как считала Саммер, в основном из-за денег, которые им за это платило правительство.

А еще потому, что мистеру Боллу или, как его называла Саммер, мистеру Боллзу [5] Боллз ( англ . – Balls). – яйца. хотелось снова получить возможность кем-то помыкать.

До появления Саммер мы с Бринн даже не были подругами. Саммер как-то вдруг и без малейших усилий втянула нас на свою орбиту, став центром отдельной маленькой солнечной системы, вокруг которого стали вращаться и мы.

Мы ездили в школу на одном и том же автобусе, и можно сказать, что вся наша дружба и все, что случилось потом, уходят корнями в этот дурацкий желтый автобус, салон которого всегда был пропитан запахом чипсов. Водитель автобуса, мистер Хэггард, скрывал свою лысину с помощью нелепого зачеса и вечно распевал арии из мюзиклов, шутя при этом, что ему следовало бы выступать на Бродвее. Бринн любила повторять, что школа – это один большой тест на нормальность, цель которого – выяснить, кто сломается первым, и во время поездок на школьном автобусе в это легко было поверить.

Много лет мы с Бринн по дороге в школу сидели на задних рядах, иногда оставляя между собой по несколько пустых мест, иногда садились друг напротив друга по разные стороны прохода, но никогда друг с другом не заговаривали. А потом в один прекрасный день в автобусе появилась Саммер, одетая в джинсовые шорты с бахромой, мужские подтяжки и тонкую футболку с рекламой кока-колы, и села между нами, прямо рядом со мной, уперевшись ногами в спинку переднего сиденья, так что стали видны редкие светлые волоски, росшие на ее коленях, и заговорила с нами двумя так, словно мы сидели там нарочно, а не для того, чтобы быть подальше от всех остальных. Словно мы были подругами.

И с тех пор мы ими стали.

Это Саммер познакомила нас с «Путем в Лавлорн». Она помнила книгу практически наизусть. Иногда кто-то из нас исполнял роль гнома Грегора или одной из Грустных Принцесс, которые жили в Башнях. Бринн любила играть роль Ферта, вора-кентавра, который украл сердце одной из принцесс, а затем выменял его на собственную свободу, лишь затем осознав, что тем самым обрек себя на жизнь, в которой не будет места любви. Саммер часто во время одной игры меняла роли, играя то одного персонажа, то другого, она могла объявить, что сейчас одновременно и Одри, и нимфа, которой Фантом отдал приказ похитить Одри, и мы никогда с ней не спорили, потому что она знала книгу лучше нас и потому что она так хорошо играла роли всех персонажей, пусть переигрывая, играя с нажимом, но все равно заставляя нас верить. Это было одной из тех вещей, которые мне в ней нравились больше всего – она не боялась выглядеть как идиотка.