Д Густо - Похитить Похитонова!

Двое в красном подошли к угловому номеру, оставшись незамеченными. Глубокий ворс ковра сглатывал каждый их шаг.

Впрочем, если бы пол и стены отеля были отделаны гулким мрамором, молодая женщина по ту сторону двери не обратила бы никакого внимания на калейдоскопическое эхо в коридоре. Её рот зажала судорога оргазма, в ушах бесновался пульс, всё тело лежало в руинах, и только натянутая струна правой руки да подвижный средний палец доигрывали ноты начатого, конченого, длящегося бесконечно самого страстного признания в любви.

Постучаться в номер надо было деловито, быстро, достаточно громко, поэтому стучал мужчина. Собственно, это даже не обсуждалось – он просто взял инициативу в свои руки, точнее, в сжатый кулак, чтобы избежать волокиты. Малейшая замедленность действий могла выдать неуверенность обоих и поставить операцию на грань срыва.

Дверь не открылась.

Открылись светлые глаза.

Они выхватили из скомканного интерьера цветовое пятно халата и снова закрылись.

Как же не хотелось сковывать одеждой вольное тело! Оно уже несколько часов взбираясь всё выше и выше по нефритовой лестнице. Со ступени игры – на ступень драматизма, со ступени нежности – на ступень боли, а дальше – кто-то ошибся номером, и всё запросто сломано?

Фигура в халате расхлябанной походкой пошла открывать. Чья бы мерзкая рожа ни обнаружилась в коридоре, в неё уже хотелось плюнуть. Иногда не очень удобно быть дамой с поджатыми губами и блюсти себя круглосуточно. Хотя.. Чужая страна – можно сделать исключение.

В приоткрывшейся щели, вопреки ожиданиям, появилась не мишень для плевка, а ничего себе такая бутылочка шампанского. Барометр настроения качнулся в нужную сторону.

– На посошок! – выкрикнул данаец, дары приносящий, шагая в комнату с таким видом, будто его пригласили.

Хозяйка номера сразу вспомнила, что видела нахала и его спутницу прежде; это её успокоило. Но чего они хотят? Может, подпортить репутацию иностранки в последний день её пребывания здесь? Похотливые светлые глаза пробежались по мужской фигуре, потом по женской… да, пожалуй, из этого может выйти нечто стоящее. Вот только не хотелось замутнять рассудок алкоголем, пусть даже таким лёгким и изысканным.

Гости обиделись. Они выбирали бутылку битый час, но на нет и суда нет – можно чего-нибудь погорячее. Рядом с электрочайником в номере стоял небольшой поднос с коричневыми прямоугольниками порционного кофе, с белыми трубочками, наполненными сахаром, с чайными пакетиками в разноцветных конвертах и даже с прозрачной солонкой, набитой диабетическим подсластителем.

Весьма похожие таблетки нежданные посетители принесли с собой.

– Сахарницу возьми.

– Сама возьми, на мне остальное.

Гости перебрасывались текстовыми сообщениями из противоположных углов, прикрывая серьёзность переписки веером громких шуток.

Для всех английский был неродным. Участники беседы словно блуждали в лесу. Они то шли рядком по тропинке разговора, то терялись по одному, по двое, чтобы вынырнуть, когда никто уже не ждал, кинуть реплику и снова потеряться.

Хозяйка номера не слишком сильно подпадала под чары словесной игры, но она определённо втекала в транс. Её завораживало собственное тело. Под тканью халата оно извивалось, словно змея, порывисто выкручивающаяся из медленной кожи. Длинные тонкие ноги вытягивались то к одному, то к другому собеседнику, босыми пальцами гладя ковёр. Эти двое были так близко от изнывающей голой плоти – и так ещё много шагов навстречу им предписывали правила общения!

Тело никогда не врёт, в отличие от лица, которое мы предъявляем миру, снабдив неким выражением.

Тело может себе позволить быть свободным. Скрытое одеждой, оно лежит нетронутым яблоком в любых садах, с любым множеством жадных рук вокруг. В излюбленных микрошортах оно излучает электричество; этот магнит притягивает так же сильно, как отталкивает, ведь демонстрация прекрасной формы – триумф, а к триумфатору нельзя приблизиться, можно, в крайнем случае, восхищённо бросить букет под колёса его велосипеда. Да, наслаждаясь своим телом, мы способны одновременно ощущать могущество и бессилие, потому что общественная мораль запрещает просто так делиться наслаждением с другими.

Если ты не похожа на нимфоманку, тебе проще ею быть. Твоё предложение никого не обидит. Есть тела настолько интеллигентные, что их невозможно опошлить никаким ракурсом, никаким освещением, никакой ситуацией. Сбалансированность личности сквозит в пропорциях частей и в гармонии ансамбля. Просвечивают чертежи бога.

– Let me show you something, – поманил гость хозяйку номера к окну.

Она подошла, предвкушая долгожданный физический контакт. Может, обнимет невзначай за плечи?

Он так и сделал. Прижался гладкой щекой к щеке, и она чувствовала, как движется мельчайший мускул, когда он рассказывал о доме, видном из окна.

Её не интересовал дом.

Её глаза были закрыты.

За спиной ахнуло – движение воздуха или рассыхающаяся мебель.

Будто в попытке заглушить этот неодушевлённый вздох, голос мужчины стал громче.

Или он хотел перекрыть шёпот шагов, отступающих по ковру к ванной?

Что-то готовится. Главное не обернуться и не испортить сюрприз.

Таблетки оказались крупнее, желтее и имели более острые края, чем взятый с подноса подсластитель для диабетиков.

Пришлось не насыпать сверху подозрительно отличающийся слой, а полностью вытряхнуть безвредное содержимое солонки в унитаз, чтобы наполнить её дурманом от донышка до крышки.

Теперь надо прощупать, как вернуть испарившийся предмет сервировки на стол. Пальцы печатали:

– Мне бы обратно поставить. Будет момент?

Из комнаты в ванную миллион лет шёл ответ. Отрицательный.

Нетерпеливо гудели трубы этажом ниже. Вздрагивал уже и свет, а жертва всё щебетала без умолку – минуту, две, десять, подобно птице, которой не нужно даже вкладывать смысл в звуки, нужна только ветка да отрезок времени, равный бесконечности.

– I suppose, I’ve lost it not far from here, – донеслось, когда надежда совсем собралась помирать.

Лязгнула дверь. Хозяйка номера и гость отправились на поиски утраченного.

Злодейка перебежала из ванной в комнату, шлёпнула о поднос солонку. Крышка отлетела, таблетки высоко подпрыгнули, намереваясь бежать. Проворная рука поймала их, вернула на место, потом нырнула под юбку и долго оттуда не показывалась.

Бантики на подвязках чулок натирали кожу, добавляя к приятному чувству риска совершенно излишнюю физическую боль. Униформа оказалась слишком узкой: всё, что было надето ниже, она буквально впрессовывала в мягкую плоть, подобную музейному воску под натиском глиняных шумерских печатей.