Лариса Королева - Три судьбы

В некоторые дни Марго была уверена в том, что муж ночует в офисной квартире или находится по делам в другом городе, а он при любой возможности старался тайно сорваться в тихий домик, окружённый лесом. Может, иногда жена его ревновала, думая, что он проводит время с другой женщиной. Временные подружки у него, конечно, бывали, но домой он никогда ни одну из них не привозил. Об этом его убежище не знает ни одна живая душа. Потому что у человека, который знает, души нет.

Павел проснулся от собственного вскрика и сразу же увидел на настольных электронных часах светящиеся цифры «3:45». Он знал, что ночь у него сегодня будет беспокойной, потому и попросил Маргариту постелить ему на диване в библиотеке. Не хотелось будить Ольгу своими ночными кошмарами, вызванными изрядной долей принятого вечером алкоголя. Отказаться от выпивки он не смог. Отмечать Рождество собралась вся семья, и пили все. А ему до сих пор помнится Новый год и Рождество девяносто пятого года. Десять лет прошло, а как вчера.

Ему было тридцать четыре, и он служил в звании капитана командиром гранатометного взвода мотострелковой роты. В Чечню майкопская бригада двинулась со стороны Осетии: шли через село Первомайское, жители которого были настроены против Дудаева и сопротивления продвижению российских войск не оказывали. Рубежом обороны взвода Золотова значился пригородный район грозненского аэропорта. Но с другой стороны хребта, где продвигались самарская и волгоградская колонны, доносились выстрелы и разрывы. А ему всё казалось, что идут учения, мечталось о празднике. Неожиданный вызов комбата в предновогодний день перечеркнул все планы: новая боевая задача предписывала вступить в Грозный и захватить вокзал.

Первой потерей оказалась одна из машин, которая не смогла перебраться по узкому мосту через речку и опрокинулась. Легко овладев пустым вокзалом, колонна двинулась дальше по широкому проспекту. Сначала места для маневра было много, свободно помещались две роты по краям и одна сзади. Однако скоро проспект перерос в узкую улицу, где все смешалось. Ополченцы поразили первую и последнюю боевые машины пехоты, заблокировав движение колонны.

В последний день года начался штурм города, в который вступила крайне уязвимая в уличных боях бронетехника. Между различными подразделениями не было налажено взаимодействие, отсутствовали современные карты и скрытая связь, а подавляющее большинство солдат не имели боевого опыта. Был получен приказ занимать только промышленные здания и площади и не вторгаться в жилые дома. Причём, именно из окон, с балконов и крыш многоэтажек их и обстреливали.

Рота Золотова вырвалась на улицу, упиравшуюся в площадь перед дворцом Дудаева, который российские боевые машины штурмовали без прикрытия пехоты. Повернули назад, вкатились на территорию грузового двора. Стрельба шла со всех сторон, из всех ближайших зданий. Ополченцы кидали через крыши гранаты, войска отвечали тем же. Вот вам и праздничный салют! Так прошла вся новогодняя ночь.

Днем к ним присоединились два отбившихся танка волгоградской группировки, еще чуть позже — три БМП самарской. На вокзале дела обстояли хуже, боеприпасы и медикаменты были на исходе. Золотов понимал, что их просто кинули, оставили без поддержки, и надо уходить.

Колонна двинулась по улице, и по ней сразу стали бомбить из гранатометов. Это было совсем не так, как в Афгане, где после первого боя, когда летят пули, и ты слышишь, как они впиваются в землю, сам срастаешься с землей, падая ниц в лужи и грязь. Когда ты видишь, что на тебя ползут с желанием убить, то не возникает долгих раздумий, просто борешься за свою жизнь и жизнь подчиненных. В городе воевать оказалось гораздо сложнее, там никогда не знаешь, кто перед тобой — мирный житель или бандит. Если он с оружием, то кто первый выстрелил, тот и выжил.

Из грузового двора колонна в два танка и семь бронемашин двинулась в сумерках. БМП Золотова шла следом за танками, в ней находились комбат и его заместитель. Начался гранатометный обстрел, и после второго удара по машине Павел отключился. Временами проясняющееся сознание зафиксировало, как начальство и ещё два офицера выбираются из люка.

Окончательно очнувшись от боли в ступне, Золотов увидел шевелящегося оглушенного механика и скрюченного и обездвиженного от ран гранатометчика. Последнего стал вытаскивать из машины, на нём горел бушлат, надо было срочно тушить. Вытащил, огляделся. Кругом стрельба, улицы устланы грудами тел погибших и расстрелянных солдат, попавшихся в плен. И тут ему самому в шею уперлось дуло разогревшегося от стрельбы автомата…

Позже Павел думал, что его не убили сразу, потому что он вытаскивал своих солдат из горящей машины, не бросил их, как бросили его самого. Он вёл себя достойно, чем вызвал уважение противника. Потом стоял с товарищами у расстрельной стены в Доме печати и мысленно прощался с родителями и братом и ещё думал, что сына своего, после того, как бывшая жена укатила с ребёнком куда-то на юга, никогда не искал, и не знает, где он.

Он тупо ждал пули, но вдруг появились новые люди, и после непродолжительного спора пленных решили отправить на допрос к Масхадову. Раненого гранатометчика прошили автоматной очередью на месте. Остальных на допросе били. Особенно яростно пинали ногами женщины, и их оттаскивали, чтобы не забили лежачих на полу пленных до смерти. Это были женщины в военной амуниции, с озверевшими глазами, кричавшие от обиды и боли за своих убитых и потерянных мужчин. Допрос — это громко сказано, избивали от злости, а не ради каких-то показаний. Что пленные могли тайного рассказать, если всем всё ясно?

Потом их снова повели на расстрел. Но неожиданно к Золотову подошел суровый немолодой мужчина и, набросив ему для маскировки гражданское пальто, сказал: «Давай вперед, быстрее». Он скинул капитана в глубокую яму и тем самым спас ему жизнь. Топот бегающих сверху ног подсказал, что его искали.

Чеченец вывез его на окраину города, в другое объединение ополченцев, и объяснил, что хочет обменять Павла на своих. Наблюдение за ним шло круглосуточное. Сторожа среднего возраста вели себя спокойно, молодые били просто так, забавы ради. Правда, кормили хорошо. После бомбёжек погибло много домашнего скота, и мясо, чтобы не пропадало, старались съесть.

Пленника постоянно искали басаевцы. Во время одного из обысков его чеченский покровитель сказал, что Золотов умер, но ему вряд ли поверили и обещали ещё вернуться. Павел тогда оставил чеченской ополченке номер телефона своей матери, попросил позвонить, если его убьют. «Думаешь, ей легче станет?» — спросила женщина. «Лучше страшная правда, чем бесконечное неведение», — ответил он, ещё не зная о том, что бросивший его в бронемашине комбат уже сообщил родным о гибели капитана.