Андрей Звонков - Невидимка. Фельдшер скорой – агент уголовного розыска

Он решил поспать, потом выпить кофе и поехать к маме. Нужно вспомнить, о чем еще говорила Шкребко? А говорила она много, и было что-то, но Иван никак не мог понять, насколько это важно. Нужно вспомнить, но вместо мозга сейчас в черепе расплавленный свинец. Даже глазами крутить трудно и больно.

Он проспал до четырех вечера. В квартире одна радиоточка на кухне, из которой круглые сутки вещало «русское радио» с приколами от Николая Фоменко.

«Под лежачий камень мы всегда успеем», — согласился с Николаем Иван и сварил себе еще порцию кофе, перемешав ее с остывшей утренней. Он перелистал тетрадь. Хорошо, что записал хоть и тезисно, но теперь меточки помогли восстановить все эпизоды Люсиной болтовни. Шкребко обмолвилась, что деньги копит на пластические операции. От этого заявления Иван проникся симпатией к несчастной девушке, некрасивость лица которой стала теперь какой-то незначимой. «С лица воду не пить!» — он не понимал прямого смысла этого выражения, но оно почему-то идиоматически означало, что внешняя красота большого значения не имеет. Люся болтушка. Если она и в следующие сутки будет так молотить языком, Иван не согласится сделать с ней постоянную бригаду. Остается допустить, что Шкребко, наконец, выговорится и поток ее излияний сойдет на минимум.

Кофе помог. Свинцовая тяжесть из головы после дневного сна и чашки кофе уменьшилась настолько, что практически не мешала думать. Мама еще на работе. Можно поехать домой. А то здесь в холодильнике мышь повесилась, а есть уже хочется.

Иван тщательно на мельчайшие кусочки хотел изорвать лист из тетради, но потом ушел в туалет и сжег все записи. Не то, чтобы он подозревал, что кроме него ключ может быть еще у кого-то, а просто вспомнил слова полковника «Никогда ничего не записывайте!».

Как и ожидалось, дома не было никого. На тахте лежит раскрытый «Щит и меч».

Решив отзвониться, что «ничего не видел» ближе к десяти вечера, и оставить доклад Москвичову на завтра, Иван пообедал, чем нашел в холодильнике, принял душ и улегся с книгой. Читая, он параллельно размышлял о прошедших сутках. Оксанина записка осталась на той квартире. Сто долларов для ЮАНа есть, лежат в шкафу под бельем.

Читать про Гитлера, Канариса и Ландсдорфа было не интересно, точнее не так интересно, как про Иоганна Вайса и его опасную службу. Труднее всего, конечно, это жить в шкуре врага, оставаясь порядочным человеком. Еще сложнее работать со своими, внутреннее понимая, что они как бы враги, но все — таки свои. Иван невольно примерял на себя шпионскую работу. Но отсутствие осознания нахождения среди врагов очень мешало. Такие же медики, такие же русские или как говорит президент Ельцин «дарагие рассияни», и очень трудно делать вид, что «понимаешь» их поступки, принимать и оправдывать. Так с ума сойти недолго. Ведь не притворяясь, не надевая маски безразличия или понимания, общаться с этими людьми невозможно. А коварное подсознание при этом уговаривало, что они же в жерновах обстоятельств, им же приходится выживать. Как и всем в стране сейчас. Хитрить, мудрить, идти на нарушение законов, «пока никто не видит, не знает и молчит». Невольно к сотрудникам подстанции Иван чувствовал сильную симпатию, ко всем без исключения, даже к заведующему Никитину, хотя интуиция уже подсказывала: «он очень опасный человек!».

Очевидно, что на подстанции ЮАНа действует жесткий закон омерты. Иначе Москвичову не было бы нужды засылать туда Ивана. Стало подтверждаться подозрение полковника, что у руководства, то есть у ЮАНа есть связи в криминальном мире. Явных доказательств у Ивана пока нет. Но, похвалив его в диспетчерской и рассказав об успехах на вызове у Бакировой, ЮАН открыл информационные шлюзы, и люди стали с Иваном намного откровеннее. Если бы мог, точнее, если бы это не было слишком подозрительно, Иван поехал бы на подстанцию — послушать, пообщаться в нерабочее время. Нужен повод. Мозг проворачивал шестерни, а глаза читали одну и ту же строчку в книге: «Он должен был иметь дело не с гитлеровцами, а с их пособниками — бывшими своими соотечественниками».

Сознание вернулось к слову «омерта» — круговая порука и молчание. Закон есть закон, особенно в криминальной среде. Остается надеяться, что он не исполняется на сто процентов в отношении проговорившихся или шпионов. Вряд ли ЮАН запачкан в крови своих сотрудников. Это в голове Ивана не укладывалось.

А почему на подстанцию надо ехать, только если есть дело в медицине, то есть, по работе? У меня машина, а на подстанции полно толковых механиков среди шоферов. Вот и повод. Какая-то неполадка в машине, в сервис ехать дорого. А тут масса добровольных советчиков и неплохих специалистов. «Ехал мимо, что-то застучало и заехал?». Вполне себе достоверная версия и мотив. Кто-то из актеров сказал: «Хороший экспромт обычно долго готовится, а выдается за пять секунд и приводит к успеху». «Значит, завтра около полудня заскочу на подстанцию, перекинусь парой слов с шоферами, кто-нибудь возьмется послушать движок, подрегулировать, а я или посижу в кухне и пообщаюсь с медиками о том, о сем, либо с шоферами перекинусь парой слов о том, что происходит на подстанции. Главное — это собирать информацию, а не качать ее»! — подумал Иван, удивляясь, почему он ничего не видит и вдруг понял, потому что глаза закрыты.

В дверь позвонили.

Мама? Рановато. На часах только полседьмого.

— Кто там?

— Ваш участковый, — откройте, пожалуйста.

Иван пожал плечами и как был в трусах и футболке отворил дверь.

В прихожую вошли два лейтенанта, один в милицейской форме, другой в обычной военной.

— Тупицын Иван Витальевич? — обратился милиционер.

— Так точно, — почему-то шутливо по — военному ответил Иван, — чем обязан?

— Именно, что обязаны, — сказал военный, — отслужить в российской армии вы обязаны два года. А сейчас попали под статью, Иван Витальевич! По закону об уклонении от воинской обязанности. Вы повестку получили?

— Да, — удивился Иван и добавил, — но мне же обещали отсрочку… — и осекся.

— Да что вы говорите? — удивился военный, пока участковый заполнял протокол. — Военком наш вас не видел. Никаких заявлений от вас не получал. Ждали вас, ждали, а вы оказывается дома. Собирайтесь!

— На медкомиссию?

— Нет, Иван Витальевич, сразу поедете на главный сборный пункт, там и медкомиссию пройдете. Теперь вы у нас числитесь как уклонист. А к таким как вы особые меры.

Участковый протянул Ивану протокол:

— Подпишите, что предупреждены об уголовной ответственности в случае уклонения или побега. Так что вам теперь предоставляется выбор: или два года в армии или столько же в тюрьме?

— Я должен одеться.

— Одевайтесь. Мы подождем, только недолго, — сказал армейский лейтенант.