Елена Михалкова - Самая хитрая рыба

Поначалу это его не беспокоило. Достаточно было бросить взгляд на экран телефона, чтобы узнать, вторник сегодня или четверг.

Илюшин любил электронные устройства. Он полагал, что люди, мечтающие о домовых эльфах, не замечают, что давно окружены ими. Один агрегат стирал и сушил для него белье, другой варил кофе, третий протирал пол, заботливо отодвигая в сторону перепутавшиеся провода. Пока Сергей Бабкин отмывал окна вручную, вымочив в воде газету, Илюшин с любопытством наблюдал за щеткой-прилипалой, ползающей, как аквариумный сомик, снаружи по его окну на двадцать пятом этаже.

Гаджеты платили Макару симпатией и редко выходили из строя. Они грели кофе до нужной температуры, взбивали молоко и устраивали ему мягкий солнечный рассвет ноябрьским утром. Пели электронные птицы, искусственные лучи освещали комнату. Привыкнув к этому за зиму, Илюшин, оставаясь ночевать у друга в мае, не раз пытался в четыре утра нащупать кнопку, чтобы приглушить крикливых воробьев.

Дни потянули за собой недели. Как вытянутая из ткани нить заставляет перекоситься целый лоскут, так перепутавшиеся субботы и вторники добавляли к неделе то три дня, то восемь.

Однако время он по-прежнему определял с точностью до минуты, без всяких часов. Внутренние ходики работали без сбоев.

И вот теперь – месяцы.

«Интересно, с каким месяцем я перепутал август? – мысленно спросил себя Илюшин. – Я ведь шел в школу, уверенный, что уроки только что закончились. И если с сентябрем, то проживаю ли я будущий сентябрь или заново прошлый ?»

Некоторое время он развлекался этой мыслью. А затем вошел под своды здания.

Вокруг было тихо и пахло побелкой. Только влажная тряпка, разложенная перед дверями, намекала на присутствие человека. Макар умилился этой тряпке, неистребимой в школах и детских садах, и пошел по коридорам, слушая эхо собственных шагов.

– Мужчина? – окликнули его.

Он обернулся и увидел сухопарую женщину, не старую, но с тусклой сединой в коротко стриженных темных волосах. Она подошла ближе.

– Вы отец?

Макар не сразу понял, о чем его спрашивают, а поняв, улыбнулся и покачал головой:

– Нет, я к вам за помощью.

Она оглядела его скептически, словно решая, заслуживает ли он поддержки.

– Ну, пойдемте в учительскую…

В центре комнаты стулья стояли полукругом, словно ночами в пустой школе невидимые учителя обсуждали призрачную успеваемость своих оболтусов.

– Так что вы хотели? Я завуч, меня зовут Людмила Ивановна.

– А я – Макар Илюшин. Дело в том, что шесть месяцев назад умер мой отец. Они были большими друзьями с Сергеем Яковлевичем Белоусовым. Тот, к сожалению, трагически погиб чуть больше десяти лет назад…

– Да, очень печальная история, – кивнула завуч. – Его сын учился у меня, а потом и дочь. Я преподавала им химию.

– Тогда вы именно тот человек, который может мне помочь, – искренне сказал Макар. – После смерти отца я стал разбирать его архив и наткнулся на фотографии, в том числе те, где есть Сергей Яковлевич. Я хотел передать их его детям. Честно говоря, я плохо их помню: когда мы с отцом приезжали сюда, Максим и Наташка были еще мелкие, мне с ними не было интересно.

– Вы не из Щедровска?

– Я родился и вырос в Костроме. Сергей Яковлевич часто у нас бывал. Я попытался разыскать его детей, но не смог найти никаких следов.

Женщина усмехнулась:

– О, этот вопрос волнует не вас одного! Я слышала, что его дочь вышла замуж и живет в Москве.

– В Москву я, конечно, не поеду, – сказал Илюшин. – Мне пришло в голову, что в школе мне могут помочь найти друзей Максима. Детская дружба бывает очень крепкой, знаю по себе. Я мог бы оставить снимки у кого-то из них, чтобы они передали Максу… Тем более на фотографиях не только он, но и другие ребята, которые были в гостях у Белоусовых, когда мой отец их снимал.

Людмила Ивановна покачала головой:

– Я не думаю, что его друзья…

Она замолчала.

– Что его друзья? – осторожно переспросил Макар после паузы и, вспомнив, что говорил ему Бабкин, добавил: – Петя и Илья?

Она вскинула на него темные глаза:

– Да. Вы все-таки знаете о них?

– К сожалению, не помню ничего, кроме имен.

Она грустно улыбнулась и заправила за ухо седую прядь.

– Илья Шаповалов, Петя Дидовец, Максим Белоусов. Прекрасные мальчики! Максим, быть может, уступал первым двум в способностях, и химия давалась ему, прямо скажем, не без труда, как и другие предметы… Но он был старательный юноша, и на это закрывали глаза – по крайней мере, я закрывала. Мне было ясно, что таблица Менделеева и число Авогадро никогда в жизни ему не потребуются.

– А двое других?

– Петя Дидовец – весельчак и шалопай, часто переходивший границы. Учился он без особого желания, в основном балбесничал, а перед экзаменами штудировал учебники и приходил с опухшим от бессонницы лицом. Однако все сдавал. Устные ему давались легко, он мог заболтать любого учителя, но как только дело доходило до фактического материала… – Она страдальчески закатила глаза. – А Илья Шаповалов… непростой субъект. У него были конфликты с директором, он дерзил учителям. Но при этом к учебе – никаких претензий, абсолютно никаких. Он три года посещал кружок радиотехники при нашей школе, его любили и выделяли физик с математиком, и мне казалось, он далеко пойдет. Светлая голова, упорный характер… Они все трое были славными ребятами. Петя, правда, рано начал крутить романы. – Она вздохнула. – Но нынешние дети в этом отношении акселераты, и с этим ничего не поделать. Я тогда была уверена, что дело кончится разбитым сердцем, и даже боялась за мальчика.

– Почему? – спросил Макар.

– Понимаете, ему нравилась самая необычная девочка во всей параллели, вся такая задумчивая, сложная, склонная к созерцательности. А Дидовец рядом со своими друзьями не блистал. О Максиме Белоусове тайно вздыхала каждая вторая, он был широкоплечий, с мужественным лицом, русый, голубоглазый – одним словом, витязь! Но попроще, конечно, чем Шаповалов. – Она поцокала языком. – Только в отличие от них у Ильи в школе не было ни одного романа.

Макара осенило:

– Людмила Ивановна, не осталось ли фотографий? Жаль, не догадался захватить те, что хранились у отца, чтобы сравнить.

– Минуточку.

Она ушла и вернулась пять минут спустя с огромным, в половину стола, фотоальбомом в красном переплете.

– В нашей школе сильны традиции. Мне не нужны фотокарточки, я всех их помню. Ну, вот, пожалуйста, ваш выпускной одиннадцатый «А».

Илюшин склонился над общей фотографией, жадно вглядываясь в лица.

Он узнал всех троих еще до того, как прочитал подписи.

Кудрявый смеющийся Дидовец. Ямочки на толстых щеках, вид задиристый, как у бойцовского петуха.