Ольга Баскова - Проклятая сабля крымского хана

— Спасибо, родная, но я есть не буду. Наверное, отравился в какой-то кафешке. Завтра, все завтра.

Она не возражала. Муж много пережил, даже больше, чем она: ведь вопрос с деньгами пришлось решать ему.

— Конечно, дорогой, не волнуйся, — сказала она ласково. — Ужин не пропадет. Все съедим завтра за обедом. Ты знаешь, Сереже полегчало от одной мысли, что мы летим на операцию. Он верит в удачу, и врач говорит, это очень хорошо.

— Это замечательно. — Андрей старался не смотреть в родные глаза, быстро принял душ и юркнул в кровать. Жена обняла его и вскоре заснула, а он промаялся остаток ночи, думая, как поступить. Главное, сыну сделают операцию. Деньги уже на счете клиники. Может быть, завтра пойти в полицию и все честно рассказать? Много ему не дадут, если повезет, вообще отделается условным. Да, скорее всего так и нужно поступить. И пусть Виктор не пугает его разоблачением. Завтра он сам поставит ему условия. Вряд ли однокурсник ожидает такого поворота дела. Но, как выяснилось, Виктор ожидал всего. Выслушав по телефону гневную речь Ломакина, он посоветовал ему, во‐первых, не сильно орать (кто знает, может, их подслушивают). И во‐вторых, подумать, с кем он связывается.

— По сравнению со мной ты мелкая сошка, — отчеканил однокурсник. — И дурак к тому же. Иначе подумал бы, что это твое слово против моего. У меня есть хорошие адвокаты, которые отмажут меня в два счета. А что есть у тебя? Долги? Что ж, отправляйся в полицию, только предупреждаю, что ты сильно проиграешь.

Он отключился, и Ломакин, бессильно опустившись на стул и все взвесив, решил: пусть все остается так, как есть. Может быть, пять оставшихся ограблений действительно пройдут без сучка без задоринки. Только бы Виктор никого больше не убил. Однако однокурсник продолжал убивать, и в один прекрасный день Андрей, узнав, что сыну уже ничто не угрожает, сбежал, оставив жене записку: все, в чем его обвинят, он делал ради Сережи, да, грабил, но никого не убивал. И не мог вырваться из цепких когтей однокурсника, потому что тот обещал убить Сережу. В отличие от Жанны, Ломакину не пришлось гримироваться, чтобы купить билет в Турцию, а потом спокойно долететь до Стамбула, где его отыскал Ройтман. Как он это сделал — для Андрея оставалось загадкой. Он ведь не был преступником, широко известным в криминальных кругах. Оставалось только одно: Виктор знал Ройтмана и однажды рассказал ему о своем однокурснике. В просьбе Ройтмана Андрея привлекло обещание хороших денег — можно было поселиться с женой и сыном где-нибудь за границей — и заверение, что это дело будет последним.

Вспомнив о своих злоключениях, Андрей, до крови закусив губу, ударил кулаком по мягкой кровати и, уткнувшись лицом в подушку, завыл, как загнанный волк.

Григорий Тюжев продолжал верно служить царю и растить детей. Смерть обходила его стороной, копья и стрелы щадили, со свистом пролетая мимо. Бывали мгновения, когда храбрый боец уже прощался с жизнью, сетовал, что никогда не увидит прекрасную Марфу и малых детушек, но Бог каждый раз его миловал, и он с победой возвращался домой. Однажды, когда он сидел в горнице, отдыхая после очередного похода, к нему вбежала взволнованная Марфа.

— Там, к тебе, Гриша, какие-то люди, — задыхаясь, проговорила она. — Не дай Бог, опять на войну зовут.

— Что ты мелешь? — рассердился Тюжев. — Не ведомо мне ничего про войну. Вечно вы, бабы, смуту затеете. Зови их сюда.

Он узнал ратников Ивана IV, с которыми не раз воевал бок о бок.

— Дело какое ко мне, служивые? — с доброй улыбкой обратился он к ним. Но лица его боевых товарищей словно окаменели.

— Царь тебя требует, — сказал ему высокий белокурый парень. — Говорит, быстрее. Зачем — то нам неведомо.

Сердце кольнуло нехорошее предчувствие. Марфа, прислонившаяся к дверному косяку, побледнела. Кивнув жене, будто успокаивая, Григорий поднялся с лавки и направился к воротам. Он старался прогнать растущее беспокойство, но оно никуда не уходило, пчелиным роем гнездилось в нем. Как и всякий человек, он слышал о причудах царя, но считал, что это его не касается. Он служит верой и правдой. Тюжев влез на коня, привязанного к частоколу, и поскакал вслед за ратниками. Дорогой он заметил, что двое из них будто отстали, оказавшись за его спиной, и на смену беспокойству пришел холодный страх. Они боялись, что Тюжев сбежит! Что же на самом деле произошло? Похоже, царь гневался на верного воина. Но за что?

Дорога до Москвы заняла несколько суток. Воины останавливались в деревнях, поили коней, спали на сеновалах. С Тюжевым они почти не разговаривали, и он постепенно укреплялся в мысли, что царь сердится на него. Григорий пытался себя успокоить: да, Иван IV любил казнить, но любил и миловать. Если кто-то навел на него поклеп, государь обязательно разберется и отпустит его домой.

К концу третьего дня воины приехали в царскую резиденцию на Воробьевых горах. Тюжев впервые видел усадьбу, огороженную высокими заборами, в которую вели большие, пестро расписанные ворота. Царские хоромы — обширная постройка, крытая тесом, с многочисленными башенками — выглядела довольно солидно; переходы окружали перила из точеных балясин, многочисленные окна блестели стеклянными и слюдяными оконницами. Стражники пропустили воинов внутрь здания, где стены были обиты красным сукном, а по углам висели иконы в богато украшенных окладах. Заходя в дом, Григорий успел заметить обширное хозяйство: бани, ледники, погреба, житницы, скотный и конюшенный дворы, зеленую березовую рощу, заменявшую парк, и множество сновавших, как муравьи, дворовых людей. Он слышал, что царь любил этот дворец: именно здесь во время пожара в Москве в 1547 году укрылся с домочадцами и боярами. Его провели в просторную палату, где восседал на троне сам Иван Васильевич. Тюжев бросился к его ногам, но царь жестом приказал встать. Лицо его было мрачно, нос заострился, морщины резче выделялись на желтоватой коже.

— Что же ты, смерд поганый, — начал он грозно, — государя своего обкрадываешь?

Григорию стало не по себе, ноги обмякли, руки, как плети, повисли вдоль тела, язык словно распух и не помещался во рту. Он еле проговорил, запинаясь:

— Видит Бог, великий царь, никогда я тебя не обманывал.

— Ты и сейчас мне лжешь. — Глаза Ивана засверкали гневом. — Отвечай, собака, что искал на поле сражения за городом?

— К-какого сражения? — пролепетал Тюжев.

— Тульского сражения, восемь лет назад. — Лицо царя будто окаменело. — Видели тебя там. Говори, что делал.

Тюжев вспомнил тот день, когда безуспешно пытался вернуть саблю на место. Боже, сколько воды утекло с тех пор! Почему же только сейчас царю стало об этом известно? Да полно, знает ли он о сабле все или лишь предполагает, что этот трофей должен быть у него, Тюжева? Откуда ему вообще о сем известно?