Ян Валетов - Остаться в живых. Прицельная дальность

Они уперлись друг в друга взглядами, словно два боксера перед боем, старающиеся запугать противника, грозно раздувая ноздри.

— Брек, мальчики! — вмешалась Изотова, спокойно оценив обстановку. — Давайте без петушиных боев!

Она принялась рассматривать фотографии.

Пименов и Кущенко глядели друг на друга через стол с раздражением. Девицы притихли окончательно и пощипывали зелень с тарелок, стараясь оставаться незаметными. А Ельцов, похоже, наоборот, развеселился и, «хмыкнув» а-ля Сухов в «Белом солнце пустыни», залихватски налил себе еще рюмку водки и одним махом опрокинул ее в рот. Ситуация казалась ему забавной, и он явно не стал бы переживать, если бы Кущ и Губатый вцепились друг другу в горло с любым, вплоть до смертельного исходом.

— Здорово, — резюмировала Ленка и, выбрав из пачки несколько фотографий, спросила: — Вот эти подаришь?

— О чем речь! — оскалился Кущенко, вспомнив об образе, из которого с такой эмоциональностью выпал. — Бери хоть все…

— Ну, все мне ни к чему… А вот там, где я получилась…

На отобранных снимках Изотова действительно получилась неплохо. Если бы не крупное зерно и сугубо утилитарное назначение карточек, то фото вполне могли быть и художественными.

На одном Изотова стояла в три четверти, поставив одну ногу на надувной баллон «Адвенчера» и протягивала руку Пименову, все еще находящемуся в воде. На мокрых волосах играли солнечные блики. Зад, обтянутый неопреном, выглядел просто здорово. И вообще вся картинка напоминала плакат к какому-нибудь голливудскому фильму о дайверах.

На втором фото неизвестный фотоохотник снял Ленку в фас, когда она тащила баллоны на перезарядку. Момент был схвачен профессионально, чувствовалось и напряжение мышц, и усталость. И даже в прохладном воздухе кают-компании «Ласточки» ощущался влажный жар полуденного солнца, исходивший от фотографии.

На третьем — Изотова курила, стоя на корме «Тайны», с зачесанными за уши, мокрыми волосами и тяжелым остановившимся взглядом, обращенным, казалось, чуть мимо объектива.

— С обрыва снимал? — спросила Ленка.

Кущенко кивнул.

— Эстет он, как я погляжу.

— Или скучал сильно, — вставил свои пять копеек Ельцов.

— Или скучал, — согласилась Изотова. — Но получилось все равно классно!

Пименов мысленно с ней согласился и подумал о том, что Кущ явно нанял для своих шпионских действий кого-то из городских фотографов-профи, благо таких было немало и, скорее всего, сочинил какую-нибудь историю — например, о неверности и страстной любви. Хотя при его положении мог и ничего не сочинять. За хорошие деньги вопросы бы не задавали. А объективчик для работы на расстоянии до километра стоил не одну штуку баксов, такими для «National Geographic» снимают животных в среде обитания, значит, заинтересовался «Тайной» Кущенко крепко и денег на сбор информации не пожалел.

Пименов посмотрел на Ленку, та едва заметно кивнула головой, обменялся взглядами с Ельцовым и сказал, глядя на Кущенко, взвинченного неожиданным сопротивлением своих жертв.:

— Ну, чего ты комедию ломаешь? Может, тебе наши поиски и не интересны будут? А ты в бочку лезешь! Ты что, думаешь мы без тебя миллионы делить собираемся?

Владимир Анатольевич развел в сторону руки, изображая растерянность.

— Так я откуда знаю, что и как вы собрались делить? Да и какая разница? Есть у меня предчувствие, что делить будет что…

— Ну, как тебе сказать, — произнес Губатый, отпивая из бокала минеральную воду. — Если честно, то мы и сами не знаем, что и как будем делить…

И это, как ни странно, была правда.

Пименов давно уяснил, что правда многолика и зачастую выглядит, как отъявленная ложь. Впрочем, и ложь прекрасно маскировалась правдой, а искусство переговоров всегда и во все времена состояло в умении нужным образом смешать ингредиенты, придав достоверности рассказу, который к истинным событиям имел относительное отношение.

Коктейль изо лжи с некоторой толикой правды, приготовленный Губатым для Кущенко, хоть и был импровизацией, но задался на славу. Так изощренно врать Пименова научило длительное общение с проверяющими и силовыми органами, и стоило ему настроиться и представить себе, что на месте Владимира Анатольевича сидит какой-нибудь налоговый полицейский, как рассказ полился из его уст, словно народная песня во время пьянки. Даже «оруженосцы» и те открыли рты, слушая историю о золотых монетах — остатках финансов экспедиции, лежащих на дне, в капитанском сейфе.

Когда Леха закончил, Кущ задумчиво пожевал губами, меланхолично опрокинул вовнутрь стоящую перед ним рюмку водки, и спросил:

— А сколько ж там этого золота? Ну, хоть приблизительно?

Пименов пожал плечами, а ответил за него Ельцов:

— Можно только предполагать, сколько осталось. Но то, что деньги были, это точно. Может быть, тридцать тысяч золотом, может, сорок.

«А может, и восемьсот двадцать три рубля сорок четыре копейки, как написано в последнем письме капитана «Ноты» в Адмиралтейство, а написано оно еще в августе 17-го года», — подумал про себя Губатый, наблюдая, как от названных Олегом цифр у Куща нехорошим красным светом начинают светиться глаза.

В голове славного защитника Отечества работал калькулятор: сорок тысяч золотыми десятками, четыре тысячи монет из чистого золота, каждая весом чуть меньше 9 грамм — это больше тридцати килограммов. Тридцать килограммов. Это ж… Это ж…

И монеты эти лежали совсем рядом, на дне. Для их получения не надо ничего — только нагнуться и поднять. Или нырнуть и поднять. Да какая разница?! Все равно нырять Владимир Анатольевич не собирался. И делиться, как предполагал Пименов, Кущенко тоже считал совершенно лишним.

— Ну что? — спросил он, наливая себе новую рюмку.

Рука, держащая бутылку, слегка подрагивала.

— Будем договариваться?

Пименов кивнул. Кущ явно держал его «за старшего», и разубеждать его в этом Леха явно не собирался.

— Я думаю, — произнес Кущенко спокойно, — что предложенные мною 60 на 40 и есть справедливая цена.

Изотова засмеялась.

— Ты, видать, действительно от жары головой тронулся, Володенька! Приплыло оно, извольте любить и жаловать! Максимально одну четвертую часть! И то надо подумать! А не устраивает — бери своих сосок и дуй в Новороссийск, там торгуйся! Ты, наверное, так ничего и не понял? Это наши деньги! И ты к ним никакого отношения не имеешь!

— Люблю женщин, — сказал Кущ, обращаясь к Пименову и Ельцову. — Очень люблю. Но исключительно в горизонтальном состоянии!

Он повернулся к Изотовой всем корпусом.

— Солнышко мое! Что ж ты так папочку злишь? Не я, ёксель-моксель, не имею к этим лавэ никакого отношения, а скорее вы все…

В руках у него появился мобильный телефон.