Марина Болдова - Два сына одного отца

— Папа, не молчи. Ты чего-то или кого-то опасаешься?

— Хорошо. Давай подумаем, — ушел он от прямого ответа.

— Ты не ответил. Чего ты боишься?

— Ничего. Но опасаюсь, что твой муж не сможет понять родного человека, которому очень верит и которого безмерно уважает. Ты знаешь, генерал Трофимов для него авторитет во всем.

— И все же. Не надо считать Димку таким… незрелым. Но дело даже не в этом. Ты не даешь возможности ни тому, ни другому принять решение самостоятельно. Димка же в курсе, что компромат существует…

— Мы можем сказать, что ничего не нашли.

— Он не поверит. А если поверит, то будет искать в другом месте. Подключит новых людей. Ему важно не уличить Трофимова, я уверена. Он хочет его уберечь.

— В этом я не сомневаюсь. Но, Кнопка, Дима не знает, насколько этот фильм страшен. Речь идет о хладнокровном убийстве. Пусть даже на войне!

— Все равно. Право Димки — знать, что на диске. И я за себя не уверена. Прости, но могу проболтаться. Я никогда от Димки ничего не скрывала. И как смогу это сделать сейчас, если собираюсь прожить с ним еще кучу лет?

— Хорошо, убедила. Он приедет, и мы ему все расскажем.

— И покажем. А генералу?

— И генералу. — Роговцев подошел к креслу и поцеловал дочь в макушку. — Иди пока ужином займись, хозяйка.

Лилечка, успокоенная, убежала на кухню. «Как я его люблю! И маму, и Димку! Люблю, люблю, люблю!» — облегченно радовалась она.

Ляля поддерживала телефонную трубку возле уха плечом и одновременно чистила картошку. Галина рассказывала обстоятельно, не упуская мелких деталей. Ляля только и могла, что вздыхать время от времени, настолько ее поразило невероятное переплетение событий. Да, Беркутов входил в их клан более чем достойно. Про семейство Соколовых — Головановых и иже с ними, как то Борин с Дашкой, Макс Эйтель, живущий в сытой Германии, и нищий деньгами, но щедрый душой Березин, знакомые говорили: если нужно что-то запутать в жизни, обращайтесь к перечисленным выше: одно их участие гарантирует нескучную жизнь. В свое время Борин познакомился с Дашей, расследуя убийство Галининого мужа и мамы. Плод того дела — кроха Стаська. Березин, в больницу к которому попадали все члены клана по очереди, грозился выстроить для них на территории отдельный особняк, дабы вся толпа не толклась в основном корпусе и не мешала больным выздоравливать. И теперь вот Беркутов. Пока не совсем ясно — кто он для них, но программу-минимум выполнил: его травили, подстреливали, и лечит его все тот же Березин. Так что — добро пожаловать.

У Ляли устало плечо. Ухо, словно приклеенное к трубке, горело.

— Подожди, трубку к другому уху приложу, — Ляля переменила позу. — А как Маришка? Завтра выписывают? Отлично. А Беркутова? Через неделю? Что делаю? Картошку чищу, будь она неладна! Соколов? На работе. Я тебе не сказала, Леон приехал из Оренбурга с отчетом. Вот, готовлю ужин. Придешь вечером? Березину скажи, ладно? Нет, сама не смогла! Что значит — почему? Да не нашла я его перед уходом, на стройке он был! Ты только себе ничего не выдумывай, хорошо? Не ссорились мы. И кошки между нами не пробегали. Ты скажи ему про салатик свекольный, он и явится. Жду.

Ляля положила мобильный повыше на полку и посмотрела на миску с картошкой: «Пожалуй, хватит. Нас двое, Леон, Галка — четверо, и Березин, если придет. Пятеро». Ей не нравилась напряженность в их отношениях. Ляля не могла понять, откуда «ноги растут». С чего началось-то? Ну, перестал ходить Березин к ним часто, так ведь личная жизнь у него появилась — довольно стройная и длинноногая. Сама видела. Ляля невольно улыбнулась, вспомнив багровую физиономию Березина… Эта версия могла быть вполне даже. Но было у нее еще одно подозрение. Соколов со своей неуемной ревностью: мог что-нибудь ляпнуть, Березин мог обидеться. Спрашивать хоть у одного, хоть у другого — без толку, все равно не скажут…

Ляля нарезала картошку полукружьями и выложила слоями на противень. «У меня зазвонил телефон», — успела подумать она строчкой из детского стишка, вновь хватая трубку.

— Мама? Здравствуй… откуда звонишь? Из Стамбула? Да, понятно, — Ляля вновь прижала трубку к еще не «остывшему» от предыдущего разговора уху. «Это минимум на полчаса», — неласково подумала она, слушая восторги матери. Анна Андреевна не была в России вот уж полтора года. Получив свою долю наследства Печенкиных, она в момент собралась и уехала путешествовать по Европе. Изредка вот звонила, видимо, чтоб напомнить о своем существовании… Ляля молча (ни одного слова вставить в монолог матери не удавалось) ее выслушивала, прощалась вежливо, дождавшись удобной паузы, и дежурно желала родительнице «беречь себя», на что та неизменно отвечала: «Уж как-нибудь…» — и пропадала еще на месяц-два. Ляля по ней не скучала. Более того, крамольная мысль, что без нее в их семье стало как-то спокойнее, посещала не раз. «Мама с возу, Соколовым легче!» — шутил Сашка. И она с ним соглашалась. Интересно, что и дети практически не интересовались бабушкой-путешественницей. Фразы «у бабушки, надеюсь, все в порядке» и, не дожидаясь ответа — «вот и ладненько» проговаривались ее дочерью Маргошей вроде бы часто, но у Ляли складывалось впечатление, что та в этот момент думает не о прародительнице. Кирилл, более добрый, чем сестра, интересовался здоровьем Анны Андреевны вполне искренне. Видно было, что он, хотя б и на мгновение, действительно беспокоится о ней. А Егорка, Маргошин сын, так и вовсе не помнил, что у него есть прабабка…

Анна Андреевна, наконец, отключилась. «Полезной информации — нуль. Перечень достопримечательностей не в счет. Что-то там о благородном мужчине, поддержавшем ее, когда она споткнулась, — скорее кокетливая выдумка. Матери по-прежнему кажется, что все особи мужского пола должны быть у ее ног. Ни одного вопроса о детях, Галине или обо мне». — Она поставила картошку, залитую молоком, в духовку.

— Галка, хлеба подрежь, пожалуйста. — Ляля, закончив сервировать стол в гостиной, вернулась на кухню.

— Уже режу. В вашем доме сам о себе не позаботишься, никто и хлебушка не подаст, — Галина насмешливо посмотрела на сестру.

Ляля не обиделась. Что правда, то правда. Хлеб к столу нарезать забывали всегда. Вот такая традиция!

— Ляль, ты чего задумчивая такая?

— Тебе показалось. Все нормально.

— Расскажи кому другому. О Березине думаешь, да?

— Галь, почему он не женится?

— А ты не знаешь? Он больной, наш доктор. И диагноз имеет фамилию и имя — Елена Владимировна Соколова.

— Я ему друг. Вернее, жена друга.

— Ты — да. А он?

— И он.

— Жена друга?

— Да, то есть друг жены. Друг жены друга.

— Ты сама-то поняла, что сморозила? — рассмеялась Галина и осеклась: Ляля, всегда готовая поддержать шутку, на этот раз как-то потерянно молчала. «Я что-то пропустила? Что у них произошло? Двадцать с лишним лет ничего такого. Конечно, все видели, что Березин не ровно дышит, но была черта. Жирненькая такая. И никто не переступал. Ни он, ни она, ни Соколов. Для Соколова это все было даже допингом, не давало расслабиться. А что ж сейчас?» — Галина не спешила с дальнейшими расспросами.