Юлия Алейникова - Проклятие Пиковой дамы

Вот на этот счет у Сани было собственное мнение. А булочки у генерала были и вправду вкусные, с корицей и с изюмом. Пальчики оближешь.

— Да нет, товарищ старший лейтенант. Михаил Павлович, наверное, неправильно меня понял, — суетливо потирал маленькие пухленькие ручки с коротенькими живенькими пальчиками Карен Врамшапухович. Отчество у товарища Заваряна действительно было сложно произносимым. — Я не настройщик, я скорняк, — слегка заикаясь от волнения, объяснял он Сане Шубину. — У меня жена аккомпаниатор, в Ленконцерте работает, у нас в доме несколько инструментов, рояль, скрипка, дочка на ней занимается, виолончель, это сын играет, к нам часто настройщики приходят, а сам я — нет. Сам я скорняк, в меховом ателье на Невском работаю. У меня и характеристика с места работы есть, я победитель социалистического соревнования. У меня и грамоты есть, и вымпел.

— Карен, позвольте без отчества, боюсь, напутаю.

— Конечно, конечно. О чем же речь? — угодливо заулыбался скорняк.

Из чего Саня сделал единственно возможный вывод, что шубы он шьет с большой экономией шкурок, которые соответственно пускает на пошив левых шуб, а еще наверняка шьет на дому для «своих». И вообще мутный тип. А все семейство у него на музыкальных инструментах играет, дети в музыкальной школе учатся.

«Гении малолетние», — неодобрительно подумал Саня.

Его младший брат, например, после школы целыми днями во дворе в футбол гоняет с приятелями своими, пока мать с работы не придет и домой чуть не за ухо затащит, за уроки этого лоботряса еле посадишь, а купи ему пианино? Сколько он на нем раз сыграет? Вот. А тут виолончель, скрипка! Есть в этом что-то ненормальное.

— Вот и хорошо, — сказал Саня вслух, строго поглядывая на скорняка, беседовали они на тесной кухоньке скульпторской мастерской. — А теперь расскажите мне о вашем знакомстве с Геннадием Полушевичем и о том, как вам удалось у него отыграться?

— А какое у нас особенное знакомство было? Никакого. Его Александр Федорович привел, он первые несколько вечеров сидел и больше присматривался, потом играть начал, да так, что у меня рубашка насквозь от его игры промокла! Я даже стал сомневаться, не шулер ли он. В первый же вечер чуть не догола раздел. Ребята подтвердить могут! Даже Зиновий Абрамович, пожилой, уравновешенный человек, и то пострадал.

— А зачем же вы с ним второй раз играть сели, и третий?

— Как зачем? Отыграться хотел, — эмоционально, жестикулируя руками, воскликнул забывшийся скорняк, видимо, воспоминания о размерах проигранной суммы до сих пор щекотали его нервы. — Мы обычно на такие большие суммы не играем, так, по маленькой, а тут! И потом, всем известно, везение рано или поздно кончается. А мастерства у него не было, едва карты в руках держать научился.

— И, в конце концов, вы отыгрались?

— Да! Мальчишка совсем зарвался, такие суммы на кон ставить стал, у меня, верите ли, лысина на макушке дыбом встала. А чем закончилось? Все спустил. Вчистую. Пешком домой ушел!

— А кому, кстати, досталась машина Полушевича?

— Мне. Нет, мне она, конечно, не нужна, у меня своя есть, но проиграл — плати. Ребята деньги взяли, а я уж ладно, согласился на машину. У меня знакомые ребята есть, они как раз собирались машину покупать, ну, вот я и подумал… — снова сдуваясь и теряя уверенность в себе, закончил скорняк.

— Так, так. Проверим. Где сейчас находится машина Полушевича?

— В гараже у знакомых. Мы же не успели ее переоформить. Он просил подождать неделю, обещал достать деньги, чтобы выкупить ее, я согласился. К чему мне хлопоты с продажей чужой машины?

— И я так думаю, — сухо ухмыльнулся Саня. — Ну, а когда вы видели Полушевича в последний раз?

— Когда я его видел? Сейчас соображу, — натужно морщил лоб Карен Врамшапухович. — Он заходил к нам, ну, в смысле, сюда в мастерскую, двадцать седьмого вечером. Просил меня подождать с деньгами, говорил, что ему обещали на днях такую сумму. А еще хотел отыграться. Но мы знали, что денег у него нет, а в долг мы не играем.

— Скажите, а перстень он вам не предлагал в качестве залога или на кон поставить. Старинный такой, с голубым камнем?

— Нет. Перстень не предлагал. Нет, — энергично качал головой скорняк.

— Хорошо, пока можете быть свободны, а сюда пригласите Зиновия Абрамовича, неудобно задерживать пожилого человека, — распорядился Саня Шубин.

— Добрый вечер, молодой человек. — Зиновий Абрамович был полной и законченной противоположностью товарища Заваряна. Заварян был невысокий, кругленький, смуглый и лысоватый, а Зиновий Абрамович — высокий, худой, с кудрявой, немного смахивающей на распушившийся веник, головой. У скорняка были маленькие хитрые, прячущиеся за густыми низкими бровями глазки, а у Зиновия Абрамовича глаза были большие, печальные, слегка слезящиеся, как у старой больной собаки, а точнее, как у бассета. Есть такая порода собак, у Саниного приятеля такой живет, очень редкая, ценная порода. И взгляд у нее, как у Зиновия Абрамовича, или наоборот?

— Присаживайтесь, гражданин. Как ваша фамилия?

— Гуревич. Зиновий Абрамович Гуревич. Ветеран труда. У меня и удостоверение имеется. Я честный труженик, а не авантюрист.

— Никто в этом и не сомневается, — успокоил его Саня, продолжая рассматривать узловатые руки дантиста с сильными цепкими пальцами. Такими пальцами, наверное, можно зубы без клещей рвать. Зацепил и дерг. Такими руками вполне можно человека задушить. Да, но Полушевича никто не душил, даже явных следов борьбы эксперты не обнаружили. А смог бы Зиновий Абрамович толкнуть его в Неву? А что, старичок безобидный, Полушевич от него подвоха не ждал, стоял, допустим, у парапета, дышал воздухом. А тут его ра-аз, за лодыжки и кувырк в реку, а там течение, а может, он еще о воду в момент падения ударился.

«Так что ветерана труда мы пока со счетов сбрасывать не будем», — решил Саня и продолжил допрос:

— Расскажите мне о вашем знакомстве с Геннадием Полушевичем, — попросил Саня.

— А что ж тут, собственно, рассказывать? — нервно дергая подбородком, проговорил Зиновий Абрамович. — Его привел Александр Федорович. Представил как своего знакомого. Сразу он играть не стал, а когда вступил в игру, начал выигрывать. Как-то прямо-таки невероятно, фантастически выигрывать! — При этих словах в мутноватых, слезящихся глазах дантиста зажглись сатанинские огоньки. — Это было невероятно, как в каком-то кино. Он выигрывал, поднимал ставки, снова выигрывал, снова поднимал, а мы, как цирковые кролики, послушно вынимали деньги из карманов. Лично у меня на покрытие проигрыша не хватило, пришлось писать расписку, — обиженно сообщил Зиновий Абрамович. — Он обчистил нас как профессиональный шулер! Ему шла такая карта! — От воспоминаний о феноменальной везучести Геннадия Полушевича у Зиновия Абрамовича на лбу выступил крупный пот, который он нервно промокал большим клетчатым платком. — Дома был грандиозный скандал. Я хотел скрыть от жены, но Таточка всегда все узнает. Боже, что было! Но заплатить долг все равно пришлось. Я бы, наверное, не удержался и на другой день сел отыгрываться, но жена меня одного не отпустила. Так что я просто отдал деньги, и мы ушли.