Галина Романова - Игры небожителей

Настя ровно дышала, как всегда во сне. Но она не спала. Она уже полчаса, как проснулась. Но притворялась спящей. Потому что он не спал и лежал тихо, всматриваясь в ее лицо. Он боялся ее разбудить. Он ею любовался. Когда случилось их первое общее утро, это ее напугало. Это показалось ей странностью, граничащей с опасностью. Он лежит и смотрит на нее — спящую. О чем он думает в эти минуты? Что собирается предпринять?

Потом ее страхи развеялись. И даже стало нравиться, как он смотрит на нее. Она подглядывала из-под опущенных ресниц. Он смотрел с нежностью, боясь дышать на нее, чтобы не разбудить. Он дорожил ее сном. Он дорожил ею, дорожил их отношениями.

— Ты знаешь, Настя, я поначалу испугался проблем, которые у меня могут быть из-за гибели твоего бывшего, — признался он ей честно и откровенно за вторым их общим завтраком. — Опер еще — настырный такой, наглый. Нормальных объяснений не понимает. Лезет напролом. Пришлось объяснить ему доходчиво, что мы с тобой ни при чем. Что мы с тобой просто пара. И не так давно. А до этого нас вообще ничего не связывало. Кроме спорта.

— Пара?

Она, пытаясь скрыть смущение, поигрывала чайной ложечкой, когда он вдруг принялся откровенничать. То сунет ложечку в сахарницу, то в чашку опустит, то уронит на стол.

— Какая пара?

— Пара нормальных взрослых людей, решивших, что им хорошо вместе. И все.

— И все? — Она удивленно смотрела на него из-под разлохматившейся челки.

— А разве этого мало? — Володя склонил голову к плечу: взгляд честный, открытый. — Двое взрослых людей, не отягощенных обязательствами, решили быть вместе, потому что им это просто нравится. Потому что им так комфортно. Этого мало?

Объяснение было очень простым, но всеобъемлющим.

А действительно, чего еще надо? Она просыпалась утром в его объятиях и ничего не боялась. Ей нравилось готовить ему завтрак и ужин. Обедали они в городе, каждый сам по себе, потому что работали. Выходные проводили вместе. Выбирали, куда пойти, сообща. Не спорили, не хмурились, не были недовольны друг другом. Не искали в словах подтекстов.

— Настена, ты запомни: если я говорю, что мне не хочется выходить на улицу, потому что там холодно, это значит, что мне просто не хочется мерзнуть и все. Безо всяких сложных причин, — объяснил он ей сразу. — Я такой. Я простой.

С ним не было сложно, с ним было легко. Она даже не заметила сама, как они прожили под одной крышей почти две недели. Так стремительно промчались эти дни. Так необременительно и быстро.

Может, в этом и заключалось настоящее счастье? В том, чтобы его не замечать? В том, чтобы в нем просто жить легко и спокойно?

Она не знала ответа. И не особо задавалась вопросами. Просто жила. И старалась забыть о своем отвратительном прошлом.

Так ей посоветовал Володя. «Ты, — говорит, — забудь о прошлом. Живи настоящим».

Господи! Ей в последнее время постоянно хотелось рассмеяться, когда она об этом думала. Какое такое у нее прошлое? Какое?! Она — девочка из хорошей семьи, с прекрасной родословной, с безупречными манерами и отличным воспитанием. Какое у нее может быть прошлое? Она не преступница, не проститутка, не наркоманка, не воровка. Она просто имела несчастье вляпаться в неудачное замужество. Вышла замуж не за того человека. За алкоголика и тунеядца. И вдобавок к такому мужу обрела еще и золовку — невоспитанную, злобную авантюристку.

Посмела ее шантажировать Сашкиной справкой о побоях! Ха!

Володя сразу сказал, что это ерунда. Что из-за этого никто не пойдет на страшное преступление.

— Для убийства нужен мотив, Настя. Серьезный мотив. А у тебя его нет. И у меня его нет.

— Громов считает иначе, — возражала Настя.

— Да ничего он не считает, — хмыкал ее парень. — Давно бы уже арестовал нас, если бы было за что. Нет у него ничего ни на тебя, ни на меня. Круги нарезает, как акула. Но скорее движет им желание отчитаться перед начальством. Просто так надо. По работе. Есть фигуранты — он их разрабатывает. Отстанет, вот увидишь.

И Громов правда отстал. Они уже несколько дней не видели во дворе его машину. А до этого неделю настырно ездил за Володей по городу. Даже не стесняясь. Володя снова нашел этому объяснение.

— На нервы давит Громов, — равнодушно зевал он, укладываясь спать. — Думает, что сорвусь, наделаю ошибок.

— А ты?

— А мне не с чего срываться, Настюша. Я чист перед Законом и людьми.

Таким вот он и правда был — чистым, открытым, правильным. И ей было с ним очень легко. И даже не хотелось думать о том, что же будет дальше. Да и Володя запрещал об этом думать.

— Жить надо сегодня, Настя. Жить и просто радоваться тому, что все хорошо. Это так просто…

Ее ресницы предательски вздрогнули, когда он на них подул.

— Эй, ты не спишь, — притворно возмутился Володя и провел пальцем по ее щеке. — Какая же ты нежная, Настя. У тебя во сне лицо, как у ребенка. Обожаю!

Его руки подтянули ее поближе. Володя принялся целовать ее в шею, плечи.

— Давай сегодня проведем весь день в постели? — проговорила она через пятнадцать минут, когда они только-только успели отдышаться.

— И не будем вставать? Совсем? — Он собрал пальцем капельки пота на ее висках.

— Ага… Сегодня выходной. Спешить никуда не надо. На улице дождь намечается. Ветрено.

Настя соскочила с кровати, закуталась в халатик и, звонко шлепая босыми ногами, прошла к окну. Минуту стояла неподвижно. Потом повернулась к нему с бледным лицом.

— Что? — Володя приподнялся на локтях. — Что случилось?

— Он снова здесь.

— Кто?

— Громов! Он только что подъехал. Вылез из машины и идет к подъезду. Начинается…

— Так, ступай в душ. Я на кухню — варить кофе. Кашку будешь?

— Володя, какая кашка?! Громов снова идет сюда! По наши души!

Настя сцепила пальцы в замок, прижала их к груди. Глянула на него глазами великомученицы.

— Что-то, видимо, снова случилось, раз он… Может, появились какие-то новые факты и он…

— Тебе манную или овсянку? А может, кукурузную? — Володя натянул трусы, подошел к ней, взял за плечи и легонько тряхнул, заставляя смотреть на него. — Какую будешь кашку?

— Что?

Она машинально поискала взглядом изъяны на его лице, какую-нибудь тень озабоченности или страха в глазах, и не нашла. Он не боялся. Он ничего не боялся. И она тогда тоже не должна.

— Кукурузную умеешь варить? — с легкой улыбкой спросила Настя.

— Интернет подскажет. Ступай в душ, а то я снова затащу тебя в постель, и капитан Громов замучается в дверь звонить. Еще и спецназ вызовет. Он может. У него на этот счет все полномочия.

Она принимала душ, намеренно не торопясь. Тщательно вымыла волосы, высушила феном с прохладной струей воздуха. От горячего потока воздуха, вырывающегося из фена, ее шевелюра взмывала вверх и напоминала одуванчик. И она всегда сушила волосы холодным воздухом. Потом Настя долго стояла у зеркала, пытаясь понять, что такого необычного нашел в ней Володя, прилипнув к ней, как он сказал, навсегда. Надо будет обязательно спросить у него. Когда уйдет Громов.