Николай Леонов - Девушка с кулоном на шее

– Постойте, он вроде бы должен в этой машине ругаться, – врезался в усыпляющий говор Зинчева шепот Стасика. Тот повел плечом, на что Гуров отреагировал мгновенно. Он поднял кулак и молча погрозил Стасику, который, поняв свою оплошность, весь сжался, точно кот, нагадивший на любимый ковер бабушки. Сеанс продолжался.

– Небо радует синевой и простором… – Слова Зинчева лились без запинки. – Солнечные лучи не беспокоят, солнце в самом зените. Лишь изредка они отражаются от стекол встречных машин. Солнечные блики заставляют жмуриться, но это даже приятно.

Речь лилась и лилась, добавляя образы, один приятнее другого. Морщины напряжения на лице Гудини разгладились, растерянность ушла, уступив место блаженству. А когда он дошел до наивысшей точки умиротворения, голос Зинчева стал меняться, вместе с предлагаемыми им образами:

– Жаль, но на небо набежали тучи. Одинокое облачко на секунду закрыло малюсенький край солнца и мгновенно сбежало. Но не для того, чтобы уйти насовсем, а чтобы позвать себе на помощь своих собратьев. И вот уже второе, третье, пятое облако наползает на оранжевый диск. Свет еще сопротивляется, пытается пробиться на свободу, но нет, победы ему не одержать. Смена погоды раздражает. Почти так же, как голос вашего собеседника. Нет, не голос, слова. Обидные, несправедливые, незаслуженные… – Зинчев старался вовсю, «Гудини» был послушен в его руках, как воск. – Зачем? К чему эти обвинения? Почему именно сейчас? Вы пытаетесь избежать ссоры, пытаетесь привести доходчивые аргументы в пользу своих взглядов. Но нет, ваш оппонент настроен решительно. И вот вы уже не в силах терпеть, не в состоянии сдерживать эмоции. Речь становится быстрой, сбивчивой. Реакция эмоциональнее, чем вам хотелось бы. Вы качаете головой, уже не надеясь получить согласие оппонента. Комфортабельный салон седана становится вам неприятен, а ваше присутствие становится неприятно оппоненту. Стоп! Удар по тормозам, машина резко встает, вы хватаетесь за переднюю панель. Вы больше не можете сдерживаться…

– Что ты творишь? Угробить нас обоих решила?

Фразы, брошенные Гудини, прозвучали резко и сердито. Гуров вздрогнул, Стасик от неожиданности покачнулся и соскользнул с подоконника, едва успев ухватиться за фрамугу, чтобы удержать равновесие. Зинчев же оставался беспристрастен.

– Угробить? Возможно, – меланхолично произнес он и замер в ожидании ответа.

– Ты сумасшедшая, знаешь об этом? – Глаза Гудини по-прежнему были закрыты, но кисти рук вцепились в подлокотники так крепко, что побелели костяшки пальцев.

– Не смей меня оскорблять!

Гуров настолько влился в происходящее, что буквально услышал, как фразу произнесла женщина. «Интересно, как ощущает все это Гудини? Он ведь действительно говорит сейчас не с доктором, а с женщиной из машины». Мысли наползали одна на другую, мешая следить за происходящим. Лев отогнал их в сторону, а Зинчев между тем продолжал:

– Не нравятся мои слова – убирайся прочь! – Действовал он наугад, ориентируясь по ситуации.

– Ляля, не начинай! – В голосе Гудини послышались примиряющие нотки. – Ну, прости. Я погорячился, никакая ты не сумасшедшая. Ты – лучшее, что случилось со мной за всю жизнь.

– Хорошо, что ты это понимаешь. – Зинчев выдавал короткие фразы, боясь переиграть и сбить пациента с нужной волны.

– Конечно, понимаю. Как ты можешь в этом сомневаться? Ты – вся моя жизнь. Вот почему я не могу уйти.

Лоб Гудини прорезали морщины, Гурову показалось, что он собирается заплакать. Но нет, взял себя в руки, глубоко вздохнул, хотел что-то сказать, но передумал.

– Ты должен, – безапелляционно заявил Зинчев.

– Нет, Ляля, не проси меня об этом! Не могу я уйти. Просто не могу, и все!

Гудини дернулся куда-то вбок, шаткое кресло зашаталось, чуть не опрокинув его на пол, и Зинчев, машинально ухватив его за рукав, тут же пожалел об этом. Гудини открыл глаза, часто заморгал и как-то весь съежился.

– Все. Финита ля комедия, – негромко произнес Стасик от окна.

Он оказался прав. Гудини вышел из транса и теперь смотрел на окружающих так, будто видел их впервые.

– Что происходит? – растерянно спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Успокойтесь, мой друг. Все в порядке. – Зинчев переставил кресло, оказавшись напротив него. – Мы проводили эксперимент, и, кажется, он удался. Как вы себя чувствуете?

– По мне словно катком проехали, – помедлив с ответом, произнес Гудини. – Голова гудит.

– Ляля вас расстроила?

– Ляля… – Гудини попробовал на вкус странное имя, больше напоминающее детское прозвище. – Наверное.

– Она красивая?

– О, да. Очень красивая.

– Опишите ее.

– Она высокая, выше меня, это точно. Волосы длинные, струящиеся. И такие гладкие. Трогать их – одно удовольствие. А глаза голубые, странно, правда? Удивительный контраст: жгучая брюнетка с небесно-голубыми глазами. Одета так стильно, как фотомодель. Белый жакет ей к лицу, а в сочетании с черными брюками и кроваво-красной майкой – просто улет, как говорит молодежь. Только кулон этот она надела напрасно. Совсем не сочетается с одеждой. Конечно, ей он к лицу, но подобная вещица уместнее смотрелась бы с вечерним платьем и туфлями на каблуках, но никак не с джинсовыми кедами, пусть и белыми, и с дизайном под классические ботинки. Да, кулон здесь явно неуместен. Поэтому она его и теребит постоянно, точно он ей шею жжет.

Гудини уперся взглядом в стену поверх плеча Зинчева, пару минут сидел молча, потом снова заговорил:

– Все. Воспоминания закончились, а я по-прежнему не знаю, кто я. Парадокс! Какую-то Лялю вспомнил, во всех деталях вспомнил, а себя не могу.

– Ничего страшного, это придет, – попытался утешить его доктор.

– Прекратите, немедленно прекратите! Ваши слова издевка! – завопил Гудини. – Это страшно! Ужасно страшно! Вы когда-нибудь теряли память? Нет? Так и не рассказывайте мне, что страшно, а что нет!

– Успокойтесь, криком положение вы все равно не исправите, – остановил зарождающуюся истерику Зинчев. – Да, я не терял память, но через мои руки прошли сотни таких, как вы. Большинству из них удалось вернуть память. И произошло это не без моей помощи. Не будете истерить, помогу и вам. Вы мне верите?

– Верю, что еще мне остается. – Гудини устало откинулся на спинку кресла. Его охватила апатия, но истерики избежать удалось. – Что дальше?

– Дальше будем выуживать полезную информацию из того, что вспомнить все-таки удалось, – заявил Зинчев и обратился к Гурову: – Прошу, Лев Иванович, ваш выход.

Гуров покинул свой угол. Объяснять, что от него требуется, необходимости не было. Теперь предстояло раскопать максимум сведений о Ляле, а если повезет, и об автомобиле, на котором она уехала. Автомобиль Гудини почти не помнил. Машина и машина, никаких особых примет. Ни разбитой фары, ни поцарапанной дверцы, ни наклеек, по которым можно было бы попытаться ее идентифицировать, из памяти свидетеля выудить не удалось.