Николай Леонов - Девушка с кулоном на шее

Прозвучал звуковой сигнал, замок на калитке негромко щелкнул. Гуров опустил ручку вниз, калитка открылась. Пропустив вперед Стасика, он прошел во двор. Здесь тоже было на что посмотреть. Широкая подъездная аллея вела к внушительных размеров крыльцу. Вдоль нее росли шикарные кедры, высаженные точно по линейке. Справа от входа через ромбовидный штакетник, увитый пышной зеленью какого-то новомодного вьюна, просматривались многочисленные кусты роз, но не привычных скромных полуметровых кустиков, а роз-великанов, в два с половиной метра ростом.

Слева расположился «скромный» прудик метров двадцать пять в диаметре. На кристально чистой глади, грациозно выгибая шеи, плавали два лебедя, черный и белый. По дальнему краю цвели белые водяные лилии. За прудиком приютилась кованая беседка, покрытая натуральной черепицей. Еще дальше шли разномастные лиственные деревья, и можно было только предполагать, как далеко простирается этот мини-лесок.

За розарием проглядывала совсем другая климатическая зона. Экзотические растения всех мастей и сортов разрослись здесь буйным цветом. Пирамидально остриженные кипарисы соседствовали с шаровидными пихтами. Южный олеандр конкурировал розовой шапкой цветов с широколистной магнолией. Листья бересклета белой окантовкой подчеркивали насыщенную окраску бордово-коричневой листвы вейгелы.

Сад буквально утопал в зелени, но во всем чувствовалась заботливая рука профессионала. «Вряд ли Штайнберг сам окучивает все эти папоротники, азалии и кедры, – проходя сквозь строй хвойных деревьев, думал Лев. – Здесь работы на десятерых. Один розарий чего стоит. И ведь сразу понятно, что розы уникальных сортов. Сотни сортов и расцветок».

Стасик же просто глазел по сторонам и наслаждался видом. Он вдыхал ароматный воздух, будто лимонад пил, и выражение лица у него при этом было как у школьника, дорвавшегося до пряничного домика. «О работе надо думать, а не о цветочках», – мысленно пожурил напарника Гуров, но вслух ничего говорить не стал. Тем более что на крыльцо уже вышел хозяин дома.

Маленький сморщенный старичок – так бы описал его полковник, будь в том необходимость. Роста в Штайнберге было не больше метра шестидесяти, а то и того меньше. Миниатюрную головку, совершенно лысую, прикрывал шейный платок, повязанный на манер банданы. Из парусиновых шорт длиной до колена торчали ножки-палочки. Парусиновая рубаха, в тон шортам, развевалась вокруг тщедушного тельца, создавая впечатление, что под ней вообще нет никакой плоти.

Во всем облике Штайнберга живыми казались только глаза. Изумрудно-зеленые, с красивым разрезом и пышными ресницами, они невольно притягивали взгляд. «Безденежный человек с такой внешностью имел бы массу комплексов», – автоматически отметил Лев. Штайнберга собственная внешность нисколько не смущала. Он стоял на крыльце с видом падишаха, у ног которого лежит весь мир, и наблюдал за приближением гостей. Причем с явным наслаждением.

– День добрый, Давид Илларионович, – первым поздоровался Гуров.

– Скорее вечер, – поправил его Штайнберг, и Лев в очередной раз удивился. Голос антиквару достался шикарный: мягкий баритон с бархатными нотками, он никак не вязался с общим обликом. – Я предпочел бы, чтобы ко мне обращались «господин Штайнберг».

– Как скажете. Можем мы войти, господин Штайнберг?

– К чему это? Погода шикарная, посидим на лавочке, воздухом подышим. Тем более что вашему э… коллеге мой воздух определенно по вкусу, – не скрывая ироничной улыбки, ответил Штайнберг.

– Ведите, – коротко проговорил Гуров.

Штайнберг спустился с крыльца, свернул налево и пошел вдоль стены в самую гущу зеленого плюща. Лев и Стасик последовали за ним.

– Товарищ полковник, куда это он нас ведет? Нам что, через заросли лезть придется? – догнав Гурова, зашептал Стасик.

– Давай не сейчас, – отмахнулся тот. Его и самого разбирало любопытство, где в этих зарослях проход, но вопросов Штайнбергу он задавать не стал. К чему, если через пару минут и так все узнаешь.

Штайнберг дошел до конца дорожки, протянул руку к плющу, утопив ее в листве по самый локоть, за что-то там ухватился и… открыл плющевую стену. Да, именно так это и выглядело! Стена плюща пошла в сторону, открывая широкий проход. Гуров догадался, что плющом увита обычная калитка, но действие хозяина от этого эффектности не потеряло.

– Красивая задумка, – не смог оставить без похвалы идею садовника Лев. – Калитка, увитая вьюном, не редкость, но я впервые вижу, чтобы вьюн рос на ней настолько целенаправленно.

– Спасибо, так и было задумано. – Похвала пришлась Штайнбергу по вкусу. – Здесь все выполнено так, как задумано.

– Охотно верю.

За стеной плюща оказалась уютная полянка, засеянная газонной травой. На границе с мини-лесом на полянке стояла беседка. Крошечная, едва ли рассчитанная на двоих, с откидной скамейкой внутри. Задняя стенка была затянута солнцезащитной сеткой, отчего общий вид только выигрывал.

– Присаживайтесь, – откидывая скамейку, предложил Штайнберг. – Я, как хозяин дома, оставляю за собой право вести беседу стоя. Ненавижу сидеть.

Гуров сел на скамью, Стасик, немного подумав, опустился прямо на траву перед беседкой. Сам Штайнберг остался снаружи беседки. Он облокотился на перила, сложил ладони лодочкой и спросил:

– Надолго к нам?

– По обстоятельствам, – уклончиво ответил Лев.

– Итак, условности учтены, нормы этикета соблюдены. Доставайте свой рисунок!

Получив от полковника рисунок, Штайнберг принялся его изучать. Время от времени он цокал языком, подносил листок к свету, постукивал костяшками пальцев по балясинам, и все смотрел, смотрел, смотрел. Гуров уже всерьез начал сомневаться, получит ли вообще ответ от странного хозяина не менее странного жилища, когда Штайнберг отложил лист в сторону, пристроив его на перилах, и начал пространную речь:

– В царской России существовал аристократический род Обресковых. Род их прослеживается вплоть до начала семнадцатого века. Идет он от польского шляхтича, выехавшего некогда в Россию, но считается, как водится на Руси, русским дворянским родом. Много славных дворян насчитывает этот род. Обресковы и в Шведском походе отметились, и в походе царя Федора Ивановича к Серпухову против крымских татар. У государева знамени в походе головой шли. И московскими дворянами числились, и городовыми ярославскими. Есть среди них и генералы, и сенаторы, и тайные советники, и губернаторы. И даже один московский полицмейстер, простите за каламбур.

Штайнберг глуповато хихикнул. Ему показалось смешным вести рассказ о московском титулованном полицмейстере действующему столичному оперу. Шутку никто не поддержал, поэтому антиквар продолжил: