Наталья Александрова - Часослов Бориса Годунова [litres]

Ах, ну да, Антон говорил, что как раз такие лошади называются караковыми…

Конь грациозно ступал по усыпанному соломой земляному полу, осторожно переступая ногами, как будто шел по тонкому льду. Карие глаза его косили на идущего рядом человека, ноздри раздувались. Конь явно нервничал.

– Вот кто с тобой рассчитается! – процедил убийца, подведя коня к Ирине. – На него твои фокусы не подействуют!

Конь попятился, тихонько заржал.

– Я знаю, ты не причинишь мне вреда! – проговорила Ирина, ласковым голосом пытаясь успокоить прекрасное животное. – Ты не сделаешь мне ничего плохого…

– Ты так думаешь? – злодей усмехнулся одними губами.

– Я уверена!

Действительно, от ее слов конь немного успокоился и даже тихонько заржал, словно ответил Ирине.

Злодей поморщился и проговорил:

– И от человека, и от животного добиться можно чего угодно, надо только правильно выбрать стимул. Для человека это деньги или тщеславие, у животных другие стимулы…

– И какие же? – Ирина говорила, чтобы оттянуть, отсрочить неизбежное.

– Боль! – проговорил злодей.

Надо же, с виду – полный псих, а рассуждает логично… Впрочем, сумасшедшие очень умными бывают, Ирина где-то читала.

Он наклонился, поднял с полу пучок соломы, достал из кармана зажигалку, щелкнул.

Конь испуганно покосился на огонь, попытался отступить в сторону. Однако злодей быстрым движением поднес зажигалку к соломе, а как только пучок вспыхнул, ткнул этим маленьким факелом в шелковистый конский бок.

Конь всхрапнул от боли и неожиданности, громко, возмущенно заржал, затем поднялся на дыбы, молотя перед собой воздух передними ногами.

Ирина вжалась в столб.

Перед ней мелькали страшные копыта.

Еще мгновение – и они превратят ее в кровавое месиво… да ей хватит и одного удара…

И снова в памяти всплыли строчки из древней книги, и снова она зашептала непонятные слова:

– На море на Океане, на острове на Буяне стоит дом о семи дверях, о семи окнах. В доме том сидит древняя старица о семи глазах, о семи руках. В руках у нее семь прялок, семь веретен. Прилетают на остров Океан, на остров Буян семь буйных ветров, прилетают к дому старицы. Крутит старица прялки да веретена, наматывает на них семь буйных ветров. Как те ветры успокаиваются, так и семь коней успокоятся – конь гнедой да конь вороной, конь буланый да конь соловый, конь серый да конь игреневый, а пуще всех – седьмой, караковый…

То ли древнее заклятье подействовало на коня, то ли голос Ирины успокоил его, но только конь опустился на все четыре ноги и отступил от столба.

– Да что же это… – прорычал убийца и снова ткнул в лошадиный бок горящую солому.

Конь всхрапнул, отскочил в сторону, а потом развернулся и попытался лягнуть человека. Тот отскочил, оказавшись рядом со столбом, к которому была привязана Ирина.

И вдруг раздался резкий, короткий свист…

Убийца вскрикнул и замолчал.

Ирина вывернула шею, чтобы увидеть, что с ним случилось.

Узкоглазый злодей стоял, прислонившись спиной к столбу. Голова его свесилась на грудь, рысьи глаза потухли, из угла рта стекала кровавая дорожка.

Из его груди торчала стрела, пригвоздившая его к столбу. Эта стрела и удерживала его в вертикальном положении, не давала упасть, хотя узкоглазый злодей был уже мертв.

Ирина завертела головой, пытаясь понять, откуда прилетела смертоносная стрела, – и увидела в дальнем конце конюшни высокую рыжеволосую женщину в сапогах для верховой езды. В руках у нее был лук.

Женщина отбросила этот лук и подошла к коню, погладила его по холке, что-то ласково проговорила и только после этого повернулась к Ирине.

– Кто вы? – спросила Ирина, но тут же вспомнила, что есть дело куда более срочное, куда более важное.

Рядом, в двух шагах от нее, лежал вниз лицом Антон, и кровь все еще сочилась из его затылка.

– Ему нужно помочь! – воскликнула Ирина, потянувшись к раненому, – но веревки не пустили ее.

– Развяжите же меня!

– Сейчас… – рыжеволосая женщина наклонилась, в руке ее сверкнул нож, и она одним движением перерезала веревки.

Ирина бросилась к Антону, хотела перевернуть его вверх лицом – но побоялась.

И вдруг она увидела на полу все ту же заветную книгу.

Она уже спасла ее столько раз – почему бы не попробовать снова?

Ирина раскрыла книгу в первом попавшемся месте и начала громко читать:

– Летит черный ворон через Океан-море, несет в клюве нитку шелковинку. Ты, нитка, оборвись, а ты, кровь, уймись…

Ирина перехватила удивленный взгляд рыжеволосой женщины и увидела себя со стороны ее глазами. Сидит над тяжело раненным человеком и бормочет какие-то бессмысленные средневековые заклинания… действительно, можно принять ее за сумасшедшую. Но эти заклинания уже несколько раз спасали ее, помогали ей в безвыходных положениях… и Ирина снова забормотала:

– Пойду благословясь из избы дверьми, из двора воротами, в чисто поле за воротами. В чистом поле стоит свят окиян-камень, на святом окиян-камне сидит красная девица с шелковой ниткой, рану зашивает, боль унимает и кровь заговаривает,

Антон застонал и пошевелился. Ирина продолжила:

– Рану зашивает, боль унимает, усмиряет, чтобы не было ни крови, ни боли, ни ломоты, ни сухоты, моим словом добрым ключ и замок отныне до веку, аминь…

И тут случилось удивительное.

Кровь, непрерывной струйкой сочившаяся из раны, как будто вскипела крупными пузырями и остановилась. И даже сама рана на глазах уменьшилась в размерах. Антон снова пошевелился, приподнялся и открыл глаза.

Глаза его были прозрачны и пусты, не было в них никакого выражения. Ирина даже испугалась – а вдруг заклинания помогли только остановить кровь, а в сознание Антона привести не могут? И теперь он так и будет таким… То есть никаким.

– Антоша, – ласково сказала она и тихонько потрясла его за плечо, – очнись, приди в себя!

Антон шевельнулся, по глазам его пробежала едва заметная тень, как будто легкая рябь по гладкой воде озера, он моргнул и остановил взгляд на Ирине. А куда ему было еще смотреть, если она сидела рядом? Рыжеволосая женщина увела куда-то лошадь, ласково приговаривая на ходу, так что в помещении никого не было, кроме них и покойника, пришпиленного стрелой к столбу.

– Ты-ы… – прохрипел Антон, – ты кто?

– Я Ира, – голос у Ирины дрогнул.

Антон смотрел с растерянностью и недоверием, затем поднял руку и пощупал голову, а потом с изумлением уставился на свою руку, всю в крови. Перевел взгляд на лужу крови на полу, потом с трудом голову повернул, слегка поморщившись от боли, и увидел столб с пришпиленным к нему покойником.

И внезапно дернулся как ужаленный, отчего, надо думать, голова его взорвалась болью. И боль эта окончательно привела его в сознание. Он вспомнил убийцу с рысьими глазами.