Наталья Александрова - Часослов Бориса Годунова [litres]

– Да, – Антон малость стушевался, – значит, Иорданский нанял меня, чтобы прояснить ситуацию с крестом. Потому что точно известно, что крест за пять лет нигде не всплывал, значит, после похищения его спрятали. В общем, выяснить про машину, которая засветилась при убийстве, не составило труда. Я нашел хозяйку машины и узнал, что она, то есть ты, – он повернулся к Ирине, – была в то время в командировке. Самолетом ведь летала, стало быть, все в компьютере есть.

– Твои бы слова, да следователю в уши, – вздохнула Ирина, вспомнив, сколько крови попортил ей Дятел.

– Дальше вообще все просто, – продолжал Антон, – узнал, что ты своего парня недавно выгнала, этого Георгия… как его…

– Гошку? – ахнула Ирина. – Да кто же тебе сказал?

– А, соседка твоя, старушенция такая интеллигентная, – усмехнулся Антон, – все рассказала в подробностях…

– Зоя Михайловна, больше некому, – Ирина неодобрительно покачала головой.

– Наверное, очень она к тебе хорошо относится, все сокрушалась, что такая приличная девушка связалась с таким бессовестным охламоном, что он в твою квартиру девок водил, пока ты по командировкам моталась…

Ирина взялась за ручку чашки, чтобы стукнуть этого гада Антона по затылку. И пускай у него опять кровь пойдет, пускай он даже сознание потеряет, хоть гадости говорить перестанет. Но Антон вдруг как-то приглушенно вскрикнул и дернулся, Ирина с опозданием поняла, что это Алла Петровна ткнула его кулаком в бок, чтобы заткнулся и говорил по делу.

Антон не то чтобы усовестился, но замолчал. Потом заговорил другим тоном:

– Короче, вычислил я этого Гошку, и тут, в клубе, увидел тебя. А потом его убили.

«Лучше бы не за мной следил, а убийцу караулил», – зло подумала Ирина, но вслух сказала другое:

– Значит, ты меня нарочно оттуда вывел, чтобы потом за мной следить. Только зачем, если я ни при чем?

– На всякий случай, – усмехнулся Антон, – прицепил маячок на твою машину, на следующий день смотрю – а чего это она на то место потащилась, где Сергачева убили? Я – туда, как раз успел заметить, что этот тип, – он мотнул головой в сторону того помещения, где остался убийца, – чего-то с машиной сделал.

– Чего же ты его не схватил? – прищурилась Ирина.

– А мне не надо, – усмехнулся Антон, – моя задача – крест найти, а уж убийцу пускай полиция ищет.

– И меня он спас вовсе не из человеколюбия, просто я ему нужна была для дела, – сказала Ирина Алле Петровне.

– Похоже, что так, – спокойно согласилась та.

Антон обиделся, это ясно. Но голос его не дрогнул, когда он продолжал рассказ:

– Ну, дальше ты сама знаешь. Просто выследил тебя до Озерков сегодня, тут как раз этот тип тоже появился. И не говори, что ты ни при чем, потому что очень уж много ты знаешь. Подозрительно много. Вот как ты поняла, что крест здесь, в конюшне спрятан?

– Мне книга сказала, – усмехнулась Ирина.

– Книга? Ты это серьезно?

– Еще как серьезно! Ты же сам видел!

– А книга откуда взялась?

– Так тебе все и скажи… – теперь она откровенно смеялась.

В самом деле, ни за что не расскажет она Антону про Лялю и про Профессора. Еще не хватало, хороших людей подставлять! Они ей очень помогли…

Мелькнула мысль о Ляле, надо бы ее проведать. Ляля рассказала ей о прачечной, а там уж Ирина проникла в клинику, а потом нашла Алену, от нее получила карточку доставки еды… в общем, это она расследовала все дело, и если бы не она, то крест ни за что бы не нашелся. А Антон только следил за ней, тоже мне, великий сыщик!

Ирине стало ужасно обидно, просто до слез.

– Больше ничего не скажу, – буркнула она, – у меня тоже свои источники. Зато хочу спросить: вот вы в результате получили все, что хотели. Антон нашел крест, то есть выполнил свою работу, вы, Алла Петровна, отомстили за смерть брата, хотя, наверное, не ставили перед собой такой задачи.

– Это уж точно, – вздохнула хозяйка конюшни.

– То есть вроде бы все устаканилось, а я? Что теперь делать мне? У меня взорвали машину, и чует мое сердце, страховку мне за нее если и выплатят, то очень не скоро, поскольку полиция все тянет. Дальше: следователь Дятел, век бы его не видать, всерьез уверен, что я замешана в этих делах по самые уши, он мне прямо сказал, что докажет мое участие, и даже может в камеру посадить до выяснения. И что мне делать? Если я честно расскажу всю историю, он твердо уверится, что я во всем этом замешана, а поскольку у него больше нет подозреваемых, то я как раз тут пригожусь. И какого черта я должна за все это отвечать, если я тут вообще ни с какого боку? Это все из-за Гошки, он дал мою машину тому типу, за деньги, разумеется. Но он за это уже получил по полной.

– Да, ситуация сложная, – сказала Алла Петровна, – со своей стороны скажу, что мне бы хотелось как-то разобраться с трупом. Не могу же я обратиться в полицию… Они приедут, начнут тут крутиться, лошадей испугают, мне не поверят… нет, это не выход. Можно, конечно, закопать труп где-то поблизости, а потом пустить по этому месту табун лошадей, как делали древние скифы, но все же это как-то ненадежно… Мало ли что… так что хотелось бы чего-то более определенного…

– Насчет машины… – начал Антон, помолчав, – дело в том, что за найденный крест мне полагается премия. Очень приличная, так что насчет машины можешь не волноваться. Поделимся, и на новую машину тебе точно хватит.

– Но я вовсе не хочу брать от тебя деньги! – вспыхнула Ирина.

– Это не от меня, это от Иорданского, – отмахнулся Антон, – и хватит об этом, это самый простой вопрос. А вот насчет тела и этого Дятла… Слушайте, есть у меня кое-какие идеи… – Антон приглашающе махнул руками, чтобы женщины слушали внимательно, а сам понизил голос и заговорил.

Темно в опочивальне царя Бориса. Одна тусклая лампадка перед иконами не то чтобы разгоняет темноту, но оживляет прячущиеся по углам тени, оживляет мрачные лики святых, словно гневаются святые на государя.

Тяжелым сном спит царь. Даже во сне хмурится его чело, даже во сне не отпускают его тяжкие заботы правления.

Четвертый год страшный голод царит в государстве, четвертый год ползут по дорогам вереницы бледных, голодных, измученных людей, больше похожих на оживших покойников. Идут голодные из Рязани, из Твери, из Шуи в Москву – потому что по всей Руси ходят слухи, что в Москве царь Борис отворил свои закрома и бесплатно раздает неимущим хлеб. Идут, ползут из последних сил, падают замертво по обочинам, не дойдя до Москвы.

А те, кто и дошли до Москвы – лучше ли им?

Не бездонны царевы закрома, всем не хватает – и умирают люди на пороге этих закромов, не дождавшись дармового хлеба, умирают на пути к Москве, и перед смертью тянут руки к небу, проклиная неприродного царя, который много обещал, но не смог сдержать свое слово, не смог выполнить свои обещания.