Наталья Солнцева - Золотые нити

Проверяя посты или засады во время выполнения необычных задач, по какой-то необъяснимой тревожности в воздухе, по особому ощущению тела, которое покинула жизнь, даже если поза или положение этого тела совершенно естественные, он всегда безошибочно чувствовал вибрации смерти.

В присутствии же смерти насильственной всегда была эта ни на что не похожая аура – как у рыцаря, выезжающего на ристалище, Цвета Прекрасной Дамы в какой-то момент неуловимо и необъяснимо видоизменялись на Цвета Смерти. И сразу становилось ясным, кто выйдет из этого боя победителем, а кого унесут верные слуги и пажи.

Сиур словно очнулся: да что это с ним в последнее время творится! Ему показалось, что все еще звучат звуки рогов, призывающие рыцарей помериться силами во славу любви и повелителя, восторженные крики толпы, ржание разгоряченных коней, лязг железа… В ушах как будто засвистел ветер; навстречу, неистово вращаясь, летело огромное копье…

Отогнав видение, он нагнулся и внимательно осмотрел в колеблющемся свете фонарика тело – никаких видимых повреждений не было, не было и крови. Переворачивать труп он не стал, – слишком опасно, он даже не подошел поближе. Общая картина содержала одну странность: старик был одет не в домашнюю и не в выходную одежду. Он оделся так, как будто собирался в гараж или сарай – но ни того, ни другого, со слов Тины, у деда не было. Странно.

Сиур посветил фонариком вокруг – следов разгрома, поисков или ограбления, следов борьбы он, во всяком случае с первого взгляда, не заметил. Включать свет было бы безумием. Его вдруг что-то толкнуло под сердце:

– Она там одна в темноте, в этих глупых кустах, а возможно, любопытство заставило ее… Нет, только не это.

Он вспомнил ее испуганные глаза и то, как она сжала его руку. Волна нежности поднялась только от воспоминания о прикосновении. Он почувствовал давно забытые и неожиданно просыпающиеся у него внутри желания, неопределенные и оттого томительные, как перед прыжком с большой высоты.

Непонятный шорох заставил его затаить дыхание и погасить фонарик. Нет, показалось. Однако пора уходить. Он еще раз осветил неподвижное тело, удивленно хмыкнул… за обшлага рукава зацепилась паутина. Откуда взяться паутине? Старик лазил на шкаф, или под кровать? Не похоже. Смерть настигла его неожиданно. Такие вещи Сиур тоже научился отличать безошибочно.

Ожидание смерти вносит неподдающуюся описанию атмосферу страха, паники, ужаса, отчаяния, оставляя свой отпечаток на теле, словно клеймо. Здесь этого не было. Человек явно не ожидал смерти, не успел осознать, когда она наступила. Смерть пришла и заполнила все пространство квартиры, – именно это ощущение дало Сиуру уверенность, что подозрения девушек имели под собой почву. То есть несмотря на кажущуюся наивность и простодушие, они сделали почти без всяких на то серьезных оснований абсолютно правильный вывод. Старик мертв. Но почему?

Пора уходить. Он сделал все, о чем его попросили. Внезапно Сиур почувствовал себя героем дешевого бульварного детектива. Он чуть не рассмеялся. Но смех застрял в горле – в присутствии смерти шутить не пристало. Труп был здесь – не выдуманный, а самый что ни на есть настоящий, застывший, холодный и очень реальный.

Жалко старика. На его сокровища, похоже, никто не посягнул, но самую главную драгоценность каждого человека – жизнь – у деда кто-то отнял. Неправда, что старики жизнью уже не дорожат – чем меньше ее остается в запасе, тем неповторимее любое мгновение. Так поздняя осень заставляет ценить последние цветы, наслаждаться теплыми солнечными деньками, которых не замечаешь летом.

Сиур осторожно, не снимая перчаток, открыл дверь в другую комнату, посветил фонариком – ничего. Вещи в порядке, все на местах, дверцы шкафов закрыты, ничего не опрокинуто, не перевернуто. Он задумался. Стараясь ничего не задевать, ни к чему не прикасаться, подошел к входной двери – он редко чего-нибудь боялся; опасался – да, когда это было оправданно.

Сейчас его охватило беспричинное волнение, можно сказать, страх. Этого он очень, очень давно не испытывал. Ситуация, вообщем-то не экстремальная. Бывало похуже, и не раз. Да что там, похуже – не то слово. Бывали отчаянные переделки, была опасность, крайнее напряжение сил, но страха… нет, не было. Что же теперь?

Возникло ощущение холода, как будто смотришь в очень глубокий провал, туннель или бездну – и не знаешь, что там… Сиур тихо открыл дверь, осмотрелся, запер все замки и, никем не замеченный, вышел в темноту двора.

Тина свернулась калачиком на густой траве и притаилась, то закрывая глаза от страха, то пытаясь что-то рассмотреть за окнами Альберта Михайловича. Но ни один блик света не выдал присутствие в квартире человека.

– Может быть, там никого и нет, этот Сиур и не собирался туда лезть, зачем ему надо? Постоит тихонько под домом, придет и скажет, что ничего, мол, не обнаружил, квартира пустая. Да еще, пожалуй, потребует плату за услуги…

Заскрипел гравий, которым во дворе обсыпали клумбу. Тина вздрогнула и прислушалась. Кусты закрывали обзор, и все же ей показалось, чья-то тень пересекла едва освещенное фонарем пространство. Она зажала сама себе рот рукой, чтобы не закричать. Время как будто остановилось…холод пробрался под спортивную куртку, противный озноб не унимался.

Тина сидела на корточках, обхватив руками колени, и пыталась представить себе, что там, в квартире. Ей это никак не удавалось. Стуча зубами то ли от холода, то ли от страха, она проклинала все на свете: их дурацкую затею, свою трусость, мокрую от росы траву, комаров… Незаметно для себя, она заплакала от обиды на все вокруг, а главное, на Сиура, который без сожаления бросил ее здесь одну. Чувство незащищенности погребло под собой все остальные эмоции, накрыв их, как снежная лавина альпинистский лагерь.

– Тихо, тихо – он произнес это едва слышно, у самого ее уха, одновременно обнимая за плечи, чтобы не испугать. – Все, все, хватит. Все хорошо.

Он увидел, что слезы образовали на ее лице две дорожки и, стекая, накапливались на подбородке, а она этого совсем не замечала. Глаза ее, не накрашенные, красные и заплаканные, смотрели умоляюще, и в них застыл вопрос, на который он не мог ей ответить. Слов утешения не нашлось. Он просто кивнул головой, подтверждая подозрение, которое читалось на ее лице.

– Старик там. Со вчерашнего дня.

Слезы хлынули бурным потоком, превратившись из ручейков в реки. Сиур не знал, что еще сказать, он не ожидал такой реакции и растерялся. Девушка прижалась лицом к его плечу. Он обнял ее и помог встать. Пора было уходить. Никто не попался навстречу, пока они добирались до машины.

– «Иномарка» – усмехнулась Тина сквозь слезы, увидев спрятанный в кустах «Жигуль». Сиур включил обогреватель, и сразу стало тепло. Он вел машину молча по ночным улицам и думал.