Анна Малышева - Клетка для сверчка

Она покачала головой, словно возражая себе самой.

— Если это и сделал Адвокат, то им кто-то руководил.

— Почему ты так думаешь?

— Я его знала, работала с ним рядом каждую ночь, больше года. У него не было ни одной самостоятельной мысли. Я думаю, он не преступник, а еще одна жертва, только никто об этом не знает. За всем этим кто-то стоит.

— Штромм?

— Не проходит. Я интересовалась всеми деталями дела, ведь погибли оба моих учителя. Тогда я впервые узнала о существовании их близкого друга и соседа. Но Штромма проверяли вдоль и поперек. У него идеальное алиби. И он очень активно пытался выгородить Федотова. И если у Ольги все же есть завещание, — неожиданно перескочила на другую тему Алешина, — то наверняка на мать. А если завещания нет, то и так все матери достанется. Не можем же мы подозревать еще и мать, согласись. Той дела нет ни до этих пластиков с янтарями, ни до самой Ольги.

Пока Алешина искала место для парковки рядом с отелем, Александра вошла в украшенный лепниной подъезд и обратилась к портье, поклонившемуся ей из-за стойки:

— Для меня должны были оставить документ, вот мой паспорт. Корзухина Александра.

— Да, для вас есть почта, — портье любезно протянул ей белый конверт с серебряным гербом отеля. Александра заглянула вовнутрь, убедилась, что паспорт на месте, и кивнула:

— Я еще оставлю записку для вашего постояльца. Он знает.

— Как вам будет угодно, вот стол для письма, — портье указал ей на маленький письменный уголок в конце холла. В это время в дверях появилась Алешина, взвинченная и негодующая. Она прямо обратилась к портье:

— Скажите, а почему у вас стоянка только для гостей отеля? А гости гостей должны, видимо, парковаться за Садовым кольцом? Ближе нет свободных мест.

— Я поставлю вам машину, если желаете, — предложил портье, но она отмахнулась:

— Поставила уже. Саша, что ты там пишешь, письмо Татьяны Онегину? Давай скорее. Я аварийку включила, еще не хватает, чтобы меня эвакуировали.

— Сейчас… — Александра записала адрес, сверяясь с геолокацией, присланной полковником. — Все.

Она запечатала конверт, надписала «Эдгар Штромм» и вручила его портье. Тот поклонился и поместил конверт в ячейку с номером 205.

— Что ж такое-то, — простонала Алешина, возившаяся со своим телефоном. — Он мне показывает, что обратно в госпиталь ехать два часа тридцать пять минут! Почти три часа!

— Да я сама доберусь! — воскликнула Александра. — Сейчас в метро, на автобус, там позвоню…

— Погоди, — перебила ее Алешина. — Молодой человек, а можете вы отсканировать паспорт и послать данные по факсу?

— Разумеется! — с достоинством ответил портье.

— Ну вот, проблема решена, — повернулась к Александре Алешина. — Сейчас час пик, это самоубийство — лезть в пробку. Можно приехать вечером или завтра утром, пораньше. Звони своему полковнику, проси их факс.

Дозвониться до Николая Сергеевича, узнать номер факса, отсканировать паспорт и отправить сканы — все заняло не больше десяти минут. Александра клятвенно обещала приехать в госпиталь завтра утром и привезти оригинал документа.

— Так ты мне звони с утра, когда соберешься, — Алешина взглянула на часы. — Я, скорее всего, опять тебя повезу. Куда сейчас?

— Мне проще будет добраться на метро. — Александра засунула конверт с паспортом поглубже в сумку, задернула молнию. — Спасибо тебе. Я позвоню.

Она собиралась сказать еще что-то, но замерла, уловив краем уха приближавшийся сзади звук — высокий звук очень знакомого голоса. Обернувшись, Александра увидела пустой лестничный пролет, ведущий на второй этаж. Сверху доносилось мелодичное пение спускавшегося в холл постояльца.

— Он себе на шею че-о-отки… Вместо шарфа повязал… И с лица стальной реше-отки… Ни пред кем не подымал…

За стойкой звякнул грузовой лифт. Портье засуетился, выкатывая золоченую стойку с двумя огромными чемоданами. Александра, ни слова не говоря, отпрянула в угол, к столу, за которым писала письмо. Она сама не знала, чего так испугалась, но ее сердце билось учащенно. Алешина недоуменно проводила ее взглядом.

Через миг в холле показался Леонид Полтавский. Александра бросила на него беглый взгляд и сделала вид, что просматривает разложенные на столе свежие газеты. К ней приблизилась Алешина.

— Что случилось? — шепнула она. — Знаешь его? Не хочешь с ним встречаться?

— Что он делает?

— Выезжает, похоже. Сейчас уйдет.

Полтавский бросил петь и обсуждал с портье детали счета. Голос-свистулька отражался от лепнины, бронзы, зеркал, вонзаясь в слух Александры.

— Два ужина в номер… Так, посмотрим… Зачем же вы ставите в счет шампанское, если я совсем не пью шампанское? Позовите метрдотеля. У меня до самолета еще четыре часа, успеем разобраться. Ах, это за счет отеля? Комплимент? Тогда большое спасибо, потому что я же помню, что шампанское я не заказывал. Так-с, идем дальше. Рыба… Салат…

— Такой вязкий, — шептала Алешина, взявшая на себя функцию разведчика. Она встала лицом к стойке и следила за каждым движением Полтавского. — Счета проверяет. Ты ему денег должна, что ли?

— Ничего я ему не должна, — чуть слышно ответила Александра. — Что он делает?

— Ждет, когда ему фактуру выпишут. В карман полез. Кубики какие-то бросает. Игральные кости вроде.

Александра, не выдержав, обернулась. Полтавский стоял к ней спиной, она сразу узнала его голый череп, круглый затылок, непропорциональную фигуру. Правая крошечная кисть коллекционера лежала на стойке, и тонкие, словно кукольные, пальцы повторяли один и тот же жест: подбирали с полированной поверхности два желтоватых кубика, бросали их и вновь подбирали…

— Все верно, — пискнул Полтавский, и Александра поспешила отвернуться. — Господин Штромм из двести пятого ушел?

— Минут сорок назад, — услужливо сообщил портье. — Что-нибудь передать?

— Не стоит, — пискнул Полтавский. — Он ведь завтра вечером выезжает?

— Совершенно верно! — подтвердил портье.

— Ну, ладно, и где этот ваш хваленый трансфер?

Послышался приглушенный гул резиновых колес — стойка с багажом выкатилась на улицу. В холле наступила тишина.

— Ушли, — резюмировала Алешина. — Жалко, что ты себя не видишь — белая, как привидение. Чем этот дядечка так тебя напугал?

— Тебе имя Леонид Полтавский о чем-нибудь говорит? — Александра положила обратно на стол измятую газету.

— Что-то знакомое. Это он и был?

— Да. Еще один желающий купить четки. Его привела Бойко. При них четки и пропали, можно сказать. Полтавский был в ярости и даже позволил себе обвинения в мой адрес. Заявил, что я могла украсть.

— Бойко… — пробормотала Алешина. — Подожди… У меня что-то мелькнуло сейчас насчет нее, что-то давнее, еще тех лет… Что-то связанное с лабораторией, где я работала…