Анна Малышева - Клетка для сверчка

— Александровна! — дополнила та.

— Добро! — ответил полковник и дал отбой. Через две секунды на телефон Александры пришла ссылка на адрес госпиталя. Алешина, уже садившаяся за руль, посмотрела на экран телефона и качнула головой:

— Часа полтора, если повезет, суббота, сама знаешь, погода райская, все на дачи рванут… Поехали скорее.

— Ты даже не спрашиваешь, к кому мы едем, — спустя несколько минут, на светофоре, заметила Александра.

— В госпитале кто-то, — бросила Алешина, глядя на светофор.

— Ольга Исхакова. Вчера она сильно отравилась угарным газом. Живет одна, с печью что-то… Если бы я не подняла тревогу, если бы сосед у нее не был золотой мужик… Может быть, ее бы уже и не было.

Машины тронулись. Алешина, покусывая полные свежие губы, посматривала на навигатор, где становилось все больше красных участков. После паузы, перед очередным светофором, она произнесла:

— Именно вчера эта неприятность с печью случилась, да? Насколько я знаю, она всю жизнь в отцовском доме живет, и ничего. А ты удивляешься, что я с тобой так откровенна. Сейчас опасно молчать. Они хотят огрести страховку за подделку. И, возможно, хотят еще чего-нибудь. А я точно знаю, что эти четки поддельные. У Исхаковой вот с печкой нелады вышли, очень своевременно. У меня с машиной может что-то случиться. А ты вообще в заброшенном доме одна живешь, это всем известно. Там не одни только эти поддельные четки, пойми. Там больше половины фейков.

— «Они» — это в твоем понимании кто? — спросила Александра.

— А вот когда придут делить наследство Исхаковой, тогда и узнаешь. У нее завещание наверняка составлено.

— Ты думаешь, что…

Александра не договорила, а ее спутница не стала переспрашивать. Машина вырвалась из пробки на Садовом кольце, теперь они ехали по проспекту, все удаляясь от центра. Солнце стояло высоко, золотя и выбеливая улицы, рассекая переулки резкими, синими, летними тенями. Ослепительное небо дрожало над городом, словно огромный парашютный купол из яркого голубого шелка.

— Знаешь, — задумчиво проговорила Александра, глядя в окно, — а ведь ты мне на аукционе очень не понравилась. Мне показалось, ты такая холодная, жесткая… И люди для тебя не существуют.

Алешина запрокинула голову, увенчанную короной прически, и хохотнула:

— Ты мне тоже не понравилась! Зажатая такая, лицо без мимики, глаза злые. А вообще, я больше интересуюсь людьми, которые мне не нравятся, чем теми, которые нравятся. Смотри-ка, что на Ярославке делается… Все красное до Клязьмы… Мы будем на месте часа через два.

Пропуска ждали их на проходной, которую Алешина отыскала с трудом. Навигатор перестал работать километра за три до госпиталя, затерянного в сосновом бору.

— Зашифровали все! — бормотала она, опустив стекло и выглядывая в окно. — Вон там что-то желтое за деревьями… Поедем туда…

«Что-то желтое» оказалось капитальной стеной метра два высотой, которой была обнесена вся территория. Машина долго прыгала по гравийной дороге, пока не выбралась на асфальтовый участок, в конце которого замаячил опущенный шлаг- баум.

— На вас пропуска есть, на машину нет, — мужчина в белом халате, накинутом поверх формы, протянул им паспорта и проштемпелеванные карточки. — Машину оставьте здесь.

— А далеко идти? — Алешина с сомнением посмотрела вниз, на свои каблуки.

— Недалеко, до пятого корпуса километра полтора.

Алешина охнула.

Николай Сергеевич стоял на крыльце пятого корпуса и разговаривал с пожилым мужчиной в белом халате, примерно своим ровесником.

Он издали заметил женщин и помахал Александре. Когда они приблизились, полковник представил их:

— Это лечащий врач Ольги Игоревны, Денисов Петр Михайлович. Это Александра, она родственница. Это Марина…

— Тоже родственница, — спокойно добавила Алешина.

— Очень рад, — врач кивнул, не подавая руки. — Ну что могу сказать, состояние стабильное, скоро переведем в общую палату. Навестить можно, но не задерживайтесь надолго, минут двадцать вполне достаточно. И не беспокойте, по возможности. Состояние и так возбужденное.

Повернувшись на месте, по-военному, уже готовясь уйти, врач бросил через плечо:

— Да, вы паспорт и полис привезли?

— Мы сейчас все вместе съездим за паспортом, — вмешался полковник. — Сегодня после обеда привезем.

Когда они остались на крыльце втроем, он по очереди пожал руки Александре и Алешиной.

— С этим паспортом я хлебнул тут горя, — тихо признался Николай Сергеевич. — Госпиталь закрытый, сюда сверху звонили, чтобы ее приняли без документов, под мою ответственность. Где она документы хранит?

Александра пожала плечами:

— Штромм должен знать. Он вернулся, кстати. И хочет знать, в какой больнице лежит Ольга.

— А мне какое до этого дело? — резонно заметил полковник. — Пусть хочет. Так, доктор настаивает на двадцати минутах, я тоже считаю, что Ольге Игоревне нужен полный покой. Идите к ней, вас проводят. Сейчас она в отдельной палате.

… И через несколько минут они вошли в маленькую, выкрашенную голубой масляной краской палату, куда были вдвинуты железная койка на колесиках, белая ширма и капельница. Ольга, укрытая до плеч белым больничным одеялом со штампами, казалось, дремала, но когда Алешина, войдя вслед за Александрой, осторожно прикрыла за собой дверь, открыла глаза.

— Это не то, что все думают! — тихо, но горячо проговорила Ольга, глядя на Александру, склонившуюся к постели.

— Все обошлось, и это главное, — проговорила художница, осторожно дотрагиваясь до одеяла, под которым исчезала трубка капельницы.

— Ничего не обошлось, — так же напористо продолжала Ольга. — А почему с вами…

Она вдруг заметила Алешину, которая стояла в углу у двери, наполовину скрытая ширмой.

— Все в порядке, — зашептала Александра. — Марина знала когда-то вашего отца, она очень хорошо относится к вашей семье… И захотела вас навестить.

Алешина выступила из-за ширмы:

— Извините, что так ворвалась. Ваш отец правда очень многое для меня сделал когда-то.

— Мне все равно теперь, — Ольга отвернулась к стене. — Я не растапливала печь и не задвигала вьюшки. Я никогда не задвигаю вьюшки! А они все обращаются со мной как с помешанной. Как с самоубийцей!

— Никто не думает, что вы на такое пошли, — остановила ее Александра. — Это просто несчастный случай.

— Николай Сергеевич говорит, что нашел вьюшки задвинутыми. А в печи было полно свежих углей. Это несчастный случай, по-вашему? — Ольга резко повернула голову к собеседнице и внезапно закрыла глаза, быстро сглатывая слюну, словно борясь с приступом тошноты.

— Я всем говорю, что ничего не помню, но я все помню, — она вновь широко раскрыла глаза, и Александра увидела метнувшийся в них страх — черную тень, очертаний которой не удалось рассмотреть. — Я помню, как вы уходили вчера утром и говорили со мной, а мне так хотелось спать. Во сне хоть можно не думать ни о чем. И я снова уснула. Я не вставала и не растапливала печь.