Евгения Горская - Незримые нити

Подошел официант, поставил перед ними борщ. Он оказался вкусным, такой Наташа приготовить не смогла бы.

— Где ты работаешь?

Когда он не улыбался, начинал казаться несчастным. Наташе захотелось погладить намечающуюся лысину.

— Дома, — вздохнула она. — Пишу картины. Одна клиентка заказала пейзаж, а я еще не начинала.

— Пиши у меня, — с облегчением принял Семен решение.

— Семен, не дури! — ахнула Наташа. — Как ты себе это представляешь? Мне для работы нужно много места. И вообще…

Для работы ей нужно много места, и хорошее освещение, и особое, спокойное, рабочее настроение.

— А как быть? — серьезно спросил он. — У меня собака, мне нужно выводить ее два раза в сутки.

— Будем дружить в свободное от работы время, — объяснила Наташа и хмыкнула. — Правда, дружба у нас получилась довольно тесная.

— Уедешь завтра утром, — окончательно решил Семен. — Утром буду тебя отвозить, а вечером забирать.

Зазвонил телефон. Семен недовольно поморщился, полез в карман, рявкнул в трубку:

— Да!

В трубке звучал женский голос, Наташу это кольнуло.

— Лариса, — объяснил он, убирая телефон в карман. — Витькина жена.

— Я тебе пыталась рассказать, что она приходила в пятницу, — возмутилась Наташа. — А ты даже не слушал!

— Ну приходила и приходила, — отмахнулся Семен. Почему-то он начинал злиться, когда она заговаривала о его брате.

— Она звонила в квартиру! Она что, не знала, что Виктора уже нет? — наконец догадалась Наташа.

— Значит, не знала.

— Ты не сказал жене, что ее мужа убили?!

Официант убрал пустые тарелки, принес мясо.

— Послушай, — поморщился Семен, принимаясь за отбивную. — Витька разошелся с Ларисой сто лет назад. У меня и телефона ее не было.

— Все равно. — Наташа отрезала кусочек мяса. — Это как-то ненормально.

Мясо таяло во рту. Если он привык постоянно так питаться, ей придется долго учиться готовить. Впрочем, не факт, что ему не захочется дружить с кем-то еще, с обучением можно не спешить.

— У нас вся семья была ненормальная, — усмехнулся он. — Мы с Витей от разных отцов.

— Ну и что?

— Я отца плохо помню. Он военный был, погиб, когда мне пять лет было. — Семен медленно жевал мясо. — Отчим неплохой мужик был, в снежки со мной играл. Он исчез, когда Витька совсем маленький был. Потом иногда в гости приходил. А года два назад умер. Витя ходил на похороны, а я не пошел.

— Почему?

— Так… Не захотелось.

На десерт принесли чай и пирожные. Казалось, что пирожное в нее уже не влезет, но Наташа и его съела.

— Сколько помню, мать все время нервы лечила.

— Она была несчастная, — тихо сказала Наташа.

— А мы с Витькой никому не были нужны.

Семен поискал глазами официанта, но снова подскочила хозяйка. Наташа не поняла, откуда она появилась.

— Все нормально, Семен Аркадьевич?

Хозяйка наклонилась над Семеном, заглянула в глаза. Хозяйке было лет тридцать пять, и Наташа не могла не признать, что она очень интересная женщина.

— Все отлично, Ниночка. — Семен галантно поцеловал женщине руку. Хозяйка исчезла, и он кивнул Наташе: — Пойдем! Скоро Лариса приедет, а нам еще надо в магазин успеть.

Михаил опоздал на сорок минут. Он всегда опаздывал. Когда-то Антонину это злило. Однажды она почти час ждала его у выставочного центра, продрогла и переволновалась. Звонила ему на сотовый, слышала, что абонент недоступен, и умирала от страха, что он не появится никогда.

На выставку они тогда не попали. Антонина что-то гневно выговаривала, а Михаил смотрел на нее непонимающими глазами и неохотно объяснял, что его задержали обстоятельства. Потом он разозлился, констатировал, что она истеричка и иметь с ней дело нормальному человеку просто невозможно. Он даже порывался повернуться и уйти, но Антонина виновато удержала его за руку.

Это было очень давно, Маша еще не родилась.

— Устал, — пожаловался Михаил, протягивая Антонине букетик цветов.

Антонина развернула прозрачную бумагу, уткнулась носом в чахлые голубые цветочки. Цветы были влажными — на улице шел снег.

— Раздевайся, отдыхай, — улыбнулась Антонина и потянулась к нему губами — поцеловать.

Цветы она поставила в старую хрустальную вазу. Ваза была еще мамина, маленькая Тоня когда-то ставила в нее осенние веточки. Это называлось зимний букет. Красивые желтые листья быстро обвисали, делались мятыми, серыми, но Антонина и мама любовались букетом всю зиму. Перед вербным воскресеньем букет выбрасывался, и в вазу ставились ветки вербы. Верба выбрасывалась осенью.

Михаил, сняв куртку, уселся на диван, с удовольствием откинулся на спинку. Антонина села рядом.

— Как дела? — улыбнувшись, спросил он.

Она знала, что ее дела мало его интересуют, но не удержалась, пожаловалась:

— Так себе.

— Что такое? — нахмурившись, спросил он.

Миша не любил чужих проблем, он считал, что ему вполне хватает своих.

Антонина резко поднялась и прошлась по комнате.

— Очень вероятно, что у Бориной жены есть любовник. — Она отдернула занавеску и посмотрела в темное окно. Снег крупными хлопьями кружился в свете фонарей.

Михаил невесело рассмеялся.

— Нечего на молодых дурах жениться.

— Я не знаю, что мне делать, Миша. — Антонина отвернулась от окна.

Михаил равнодушно пожал плечами.

— Это ему надо думать, что делать. Не тебе.

— Он ничего не знает.

Михаил протянул руку, подложил под спину валявшуюся на диване декоративную подушку.

— По-моему, ты слишком много внимания уделяешь Бориным проблемам.

— Это мой брат, Миша.

— Вот именно, брат! Не муж и не ребенок! Он не маленький мальчик, сам должен со своими бабами разбираться!

Антонина вздохнула, опустилась на стоявший рядом стул. Садиться рядом с Михаилом расхотелось.

— Мы могли прожить с тобой такую счастливую жизнь!..

Ему ничто не мешало жениться на ней много лет назад. И ничто не мешало жениться потом, когда Маша подросла.

Ему мешал чужой ненужный ребенок, и Антонина хорошо его понимала.

— У всех моих друзей такие хорошие семьи! Только я…

— Женись, — посоветовала Антонина.

Она страдала, когда Михаил женился в первый раз. И страдала, когда он женился еще раз.

— Мне иногда кажется, что ты сделана из металла. — Он с тоскливым упреком посмотрел на Антонину. — Железная леди.

Антонина не знала, из чего она сделана.

— Я не могла бросить Борю одного с маленьким ребенком.

Зря она это сказала, она тысячу раз это уже говорила.

— А меня бросить ты могла?

Это тоже говорилось тысячу раз. Или даже две тысячи.

— Пойдем ужинать, Мишенька, — поднялась Антонина.

Когда она ждала Михаила, ей хотелось рассказать, что убили брата Семена. Сейчас не хотелось говорить ни о чем.