Мария Жукова-Гладкова - Задача с одним бриллиантом

— Ты ревновал отца к Лиле?

— Нет, вообще я Лильку люблю. И она всегда была какая-то несчастная, то есть скорее неудачливая. Убогая. Отец ею много занимался, их проблемы с Саломеей решал. А они у них все время возникали — то одно, то другое. Мне с детства внушал, что нельзя забывать своих детей — законных и незаконных. Отец всем помогал — и первой семье, и Саломее с Лилькой. С братьями у меня контакта никогда не было. Мы знакомы с детства, я знал, что у отца была другая семья. Они знали про мать и меня, потом про Саломею с Лилькой. Нина Константиновна с Саломеей никогда не общалась. А тут выступили единым фронтом. Мне было проще согласиться, чем спорить.

Я сказала Шурику, чтобы он очень хорошо подумал, что говорить в Управлении. Поразмыслив, я решила, что все-таки стоит сказать про камень. Это веское основание для эксгумации. Оно обязательно должно быть. И лучше камень, чем некроманты. От некромантов наши органы вполне могут отмахнуться. Еще доказать надо, что они мешают покойникам. А посетителей в ноябре почти нет. А если бы и были? Некроманты же своим делом занимаются, ни к кому не цепляются и свои услуги не предлагают. Но Шурику следует решить, что говорить, а о чем умолчать. В Управлении не идиоты работают. Камень же поможет сотрудникам органов закрыть дело о двойном убийстве — в смысле Рудольфа и Константина. Лиля положила камень в руку отца, двоюродные братья решили его откопать и поубивали друг друга. И другие члены семьи или знают про камень, или могут узнать от наивной Лили, которая любому может сказать, что выполняла волю отца. И не членам семьи может сказать. И к чему это приведет? Кому нужны новые жертвы? А за такой бриллиант немало людей могут поубивать друг друга. Лучше представить фото камня — чтобы не было вопросов. Если Шурик захочет, а сотрудники органов посоветуют, я потом сюжет дам в «Криминальной хронике» — камень достали и вернули владельцу, можно расходиться. Владельца называть не буду. И все будут довольны.

— Не все, — хмыкнул Шурик.

Я спросила, кто сможет ему предъявить претензии. Лиля?

— Нет, Лилька живет в своем хорошем мире, «Криминальную хронику» не смотрит. И ей бриллиант не нужен! Хотя на него можно десять приютов для животных построить! А то и двадцать. И содержать всех бездомных собак нашего города на протяжении многих лет. Но она этого не понимает. Она равнодушна к драгоценностям, нарядам. Ты же видела ее. Саломея тоже не будет на камень претендовать. Она, как и Лилька, живет в своем мире. А вот Нина Константиновна…

— Откуда она узнает?

— Например, от некромантов. Она же проводит спиритические сеансы и общается с этой публикой. Нина Константиновна драгоценности любит.

Я напомнила, что Нина Константиновна — бывшая жена Николая Рудольфовича. Более того, она не из Миллеров. А камень — Миллеров. Я считала, что прав на бриллиант у нее нет никаких. Какие-то права могут быть у ее сына, который живет в Америке. Но он в Америке, а Шурик здесь. Камень всегда лежал в квартире, в которой Шурик живет с рождения. В крайнем случае Шурик может рассказать в Управлении историю появления индийского бриллианта в их семье. История семьи Миллеров уже была вкратце представлена в телепрограмме, а потом подробно в еженедельнике и на сайте нашего холдинга. Можно развить тему с упором на то, что теперь главный Миллер — Шурик. Он — наследник и носитель традиций.

— Ты писала про бриллиант?!

— Я писала про то, что Сидней Рейли купил Тамару, дочь ювелира Рудольфа Карловича, чтобы обменять ее на великую княжну Татьяну. Открой наш сайт и прочитай. Про Сиднея Рейли подробно написала — и не только то, что Екатерина Рудольфовна рассказала. Это же историческая личность. Уже несколько статей опубликовано о вашей семье и вашей семейной легенде. Смонтированное интервью с Екатериной Рудольфовной тоже можешь на сайте посмотреть. Но, конечно, я не упоминала бриллиант, только сообщала, что твой предок продал дочь. Цену не называла, но про ситуацию в Петрограде рассказала. Правда, Екатерина Рудольфовна хотела объявить народу, что бриллиант проклятый. Это не пошло в эфир.

— Правильно сделала, что не упоминала, — кивнул Шурик. — Спасибо. Обязательно прочитаю.

— Кстати, ты сказал, что твой отец хотел, чтобы его «подхоронили к нашим предкам».

Про склеп Миллеров на Борисоглебском кладбище я уже слышала от вдовы Рудика. Теперь про него рассказал Шурик. В нем похоронены их предки, умершие еще в XIX веке. Именно тогда их семьей был приобретен участок и построен вместительный склеп. Он находится в лютеранской части кладбища.

— И вашей семье удавалось хоронить там родственников и в двадцатом веке? — поразилась я. — В семейном склепе?

— Мои родственники умели приспосабливаться, — хмыкнул Шурик.

Он рассказал, что если брать всех захороненных в склепе, то там больше всего урн, для которых не требуется много места. Я заметила, что крематорий в Ленинграде заработал только в начале 1970-х годов, если не считать крематорий в кирпичном заводе на территории нынешнего Московского парка Победы. Он работал в блокаду, в нем сожгли порядка семисот тысяч умерших ленинградцев, которых было некому хоронить, но тогда, насколько мне известно, пепел сбрасывали в пруды. Какие урны?! Там не было индивидуальной кремации.

Шурик улыбнулся и рассказал мне про странные инициативы советской власти, о которых явно знал от предков. Большевики почему-то решили, что кремация имеет большое антирелигиозное значение. Православная церковь считает самым естественным способом погребения предание тел земле, а предание тела огню кощунством и своеволием, противным воле Божией. По крайней мере, так было объявлено Священным Синодом в начале ХХ века, когда в Санкт-Петербурге впервые подняли вопрос о кремации умерших, еще при Николае II. Вопрос был изначально поднят из практических соображений — кладбищ в столице Российской империи становилось все больше, они разрастались, а город, как известно, стоит на болоте. Не лучшее место для растущего числа покойников. Но Церковь яростно воспротивилась.

Взяв власть, большевики решили взять под контроль и похороны и заговорили о прогрессивной альтернативе поповских похорон. Кремацию связывали с «современной идеей свободы совести»! Даже Троцкий опубликовал соответствующую статью, призывая большевистских лидеров завещать кремировать свои тела после смерти. Были наняты художники для пропаганды нового способа похорон. Крематорий хотели строить на территории Александро-Невской лавры (и заодно ее осквернить), несмотря на протесты верующих. Но для осуществления грандиозного проекта просто не хватило денег и рабочих рук, да еще и Юденич приближался к Петрограду. Но все-таки крематорий в Петрограде был построен на Васильевском острове (не такой грандиозный, как планировался на территории Лавры) и запущен в декабре 1920 года. Советская власть усилила пропаганду кремации, более того, все желающие могли наблюдать за процессом. За этим, в частности, была замечена новая петроградская богема, состоявшая из фанатиков дела революции и тех, кто воспринимал революцию как прекрасный социальный лифт. Большинство тел в первом советском крематории сжигали, так сказать, в административном порядке, а не по желанию родственников. Крематорий закрыли после того, как сломалась единственная печь. Отремонтировать ее не удалось, а выделенные на ремонт деньги куда-то исчезли — в наших национальных традициях.