Павел Астахов - Инвестор [litres]

«Нет, это издерганное существо с увядшим лицом – вовсе не я! Это в кого же я превратилась?! Труп в морге куда лучше выглядит!»

Дарья подумала об Артеме, и на ее глазах выступили слезы.

Сейчас она проклинала себя за то, что не сдержалась и так спонтанно уехала. За то, что толком не отблагодарила этого человека за все, что он сделал для нее, по сути, едва знакомой женщины. А ведь Артем искренне хотел ей помочь. Она видела в его глазах разочарование, когда садилась в такси. От этого молчаливого укора во взгляде Артема ей сейчас хотелось выть и лезть на стенку.

«Ничего не исправишь, – подумала она, вытирая мокрые глаза. – Хочешь выть – вой. А стенок здесь нет, лезть не на что. Давай, вперед».

Дарья взяла смартфон, оживила его мазком пальца по экрану, и на нем мгновенно запестрела карта местности. Судя по всему, идти до того самого завода придется не более километра. До десяти часов еще оставалось двадцать минут, так что она вполне успевала.

В какой-то момент Дарья испытала непреодолимое желание позвонить Артему, но сдержалась. Вряд ли он будет разговаривать с ней после ее отъезда. Павлов даже не отреагировал на ее сообщение, в котором она просила у него прощения.

Женщина вздохнула, выбралась из машины и, спотыкаясь, побрела в сторону лесополосы. За ней темнели массивные постройки котельного завода.

Джафар подлетел к покосившейся двери, за которой слышался плач, и рывком распахнул ее. Пол мастерской был застелен пыльным брезентом, дырявым, словно решето. В глаза азербайджанцу тут же бросилось нечто продолговатое, бесформенное, завернутое в черный полиэтилен. Рядом притулилась громадная клетчатая сумка, чем-то набитая под самую завязку.

У Абиева внутри все оборвалось.

– Самира! – заорал он не своим голосом, кидаясь к странному кокону.

Пол под его ногами тревожно задрожал, издал отчетливый хруст. Ему казалось, что он бежал по настилу, доски которого снизу жадно пожирало пламя, и пол вот-вот должен был обрушиться под его весом.

– Самира! – повторил Джафар, торопливо разматывая полиэтилен.

Изнутри продолжали доноситься звуки рыданий, но теперь они казались ему какими-то странными, фальшивыми. Словно…

«Словно это запись. Звуки повторяются», – в бешенстве подумал он, срывая последний пласт полиэтилена.

Перед ним лежал плюшевый медвежонок, на шею которого был подвешен диктофон. Динамики записывающего устройства продолжали фонить от душераздирающих криков его беременной жены.

– Где она?! – зарычал Абиев, в ярости сжимая пистолет.

Между тем в помещение, испуганно озираясь, вошли Сергей с Николаем. Пол вновь затрещал, и Коршунов переместился влево. Черемесов скользнул равнодушным взглядом по плюшевой игрушке и сосредоточился на сумке. Молния на ней была расстегнута, и луч фонаря остановился на пачках денег, которые будто невзначай выглядывали наружу.

Мужчины осторожно приблизились к сумке и оцепенело уставились на пятитысячные купюры, запечатанные в аккуратные упаковки. Глаза обоих округлились. Пол под ногами стонал и ходил ходуном, словно палуба корабля во время беснующегося шторма. Но они позабыли обо всем на свете, не обращали внимания на тревожные признаки.

– Похоже, мы пришли за этим, – вполголоса сказал Черемесов.

Его рука машинально потянулась к одной из пачек. Он зачем-то поднес упаковку к носу, вдохнул запах, затем осветил ее фонариком, деловито сунул в карман и намеревался взять следующую.

Тут в его локоть вцепился Коршунов и заявил:

– Ты уверен, что имеешь право на эти бабки, Сережа? Я, знаешь ли, тоже хранил свои сбережения в этом вонючем отстойнике под названием «Прайм-банк».

Лицо Черемесова исказилось от злобы. В стылых сумерках он был похож на разбуженного зверя, голодного и недовольного.

– Я потерял слишком много денег во всей этой истории, – выдал он и оскалился. – Так что убери лапы и не гунди. Здесь много, хватит всем.

Николай разжал пальцы, выпустил локоть Сергея. Теперь они молча набивали карманы деньгами, глаза их алчно сверкали.

– Эй, уроды! – прохрипел Джафар, покачиваясь словно пьяный. – Вы забыли, зачем здесь находитесь?! Думаете, нас сюда пригласили, чтобы вернуть бабки?

– Мне по хрену, – сквозь зубы проговорил Сергей, даже не удостоив азербайджанца взглядом. – Извини, но тут каждый сам за себя. В любой пачке сто купюр, пол-ляма. Присоединяйся к нам или ищи сам свою женушку.

– Суки! – выдохнул Абиев.

Он выглядел разъяренным и потрясенным.

Однообразные рыдания, доносящиеся из диктофона, продолжали жутким эхом раскатываться по тесному помещению.

– Заткнись! – взревел Джафар и с силой впечатал толстую ногу в игрушечного медведя.

Пол жалобно хрустнул, и азербайджанец непроизвольно отпрянул. Треск старых досок стал громче. Они неожиданно просели, и Абиев с внезапным ужасом понял, что его тело куда-то проваливается.

Он закричал, но было поздно. Хлипкие доски не выдержали веса и начали рушиться одна за другой с оглушительным треском. Взметнулись руки Николая. Из его пальцев вылетела очередная упаковка с купюрами, которую он так и не успел запихнуть во внутренний карман.

Лишь Черемесов оказался проворным, мгновенно среагировал, метнулся к двери и успел ухватиться руками за порог.

Снизу доносились крики и отчаянная ругань. Воздух наполнился облаком трухи, поднявшейся от гнилого настила. Сумка с деньгами тоже полетела вниз. Рваные клочья брезента, которым был затянут гнилой пол, болтались, как занавески.

Сергей начал подтягиваться. Он тяжело дышал, старался поднять наверх свое тело, опереться хотя бы на локти. В молодости это упражнение давалось ему с легкостью, однако сейчас оно превратилось в чрезвычайно сложную задачу. Слишком много минуло дней с тех времен, когда он был крепким двадцатилетним парнем. Слишком много было выкурено сигарет и выпито алкоголя. Руки предательски дрожали и тряслись, дыхание с хрипом вырывалось наружу, напряженные мышцы пламенели огнем.

– Серега, помоги! – крикнул Николай, в голосе которого сквозила животная паника.

Черемесов ничего не успел ответить. Его онемевшие пальцы разжались, больше не могли выдерживать вес тела, и он с истошным криком полетел вниз.

Когда Дарья оказалась у покореженных ворот завода, ее внезапно обуял ужас. Невыразимый, леденящий, от которого в коленях появляется ватная слабость, а тело покрывает гусиная кожа. Мрачные дремлющие здания с облезлыми стенами и просевшими крышами словно оживились при виде одинокой женщины, слепо заморгали разбитыми окнами. Заброшенный завод будто зазывал ее внутрь. С таким же гостеприимством паук приглашает муху к себе на ужин.