Оксана Обухова - Флаг, барабан и паровоз

И Костя не подвел. Понял, где тонко и рвется, вычленил из рассказа одну-единственную взрывоопасную тему: свои догадки.

У Дуси сразу отлегло. Сердце вернулось под ребра. Забилось с благодарностью к Митрохину.

И когда Воропаев с прищуром все-таки поинтересовался:

– А чего же ты, голуба, под полиграф-то с нами не захотела побеседовать? – выразительно пожала плечами.

– А смысл? Я знаю, как этот аппарат работает. Если человека грызет тревога, то четкого ответа не получится. Все только еще больше запутается, и данные исказятся. Ответить честно на вопрос, знала ли я о том, что Модест оставил какую-то заначку, я бы не смогла. О том, что в городе идут розыски миллионов Доброжелателя, мне два дня назад рассказали Муромцевы. Константин Павлович позже дополнил сведения, сказав, что помимо денег Доброжелатель мог спрятать и какую-то губительную для многих информацию. Я начала думать. Вспоминать. И поняла, что Казимирович и вправду делал странные намеки…

– А чего же он тебе намекал-то? – подавшись вперед, впиваясь в Евдокию глазами, перебил смотрящий. – Почему прямо не сказал?

– А надежда, Иван Иванович, умирает только вместе с человеком. Модест Казимирович еще надеялся выпутаться и потому оставил крючочки-зацепочки, а не весь расклад. Мне тогда, сами понимаете, не до его красноречивых знаков было, едва умом не тронулась – два трупа у ног лежали. Да и Модест держал пистолет направленным мне в грудь. – Евдокия дождалась, пока Иваныч кивнет согласно: да, так могло быть, передрейфила девчонка. И продолжила с последней ноты: – Теперь, как мне кажется, я поняла, что имел в виду Модест. Если вы правы и информация существует, то находиться она может только в доме Муромцевых. Модест доверял одному человеку в этом мире – своей матери.

Евдокия сделала паузу. Полюбовалась, как воры лбы хмурят, переглядываются.

– Грамотно толкуешь, – выразил общее мнение Иван Иванович. – Ты у Муромцев была, уже пошарила где-то?

Евдокия развела руками:

– Когда? О том, что информация существует, я доподлинно узнала только сегодня от Константина. О деньгах, честно говоря, думала лишь как о наличности. Пиратском кладе. А теперь уверена – разыскивать нужно цифровой носитель.

На Иваныча было жалко смотреть. Смотрящий только что узнал, что компра на него запрятана в отчем доме начальника полиции! Что толку в том, что Муромец там не живет, а наезжает по субботам. Если кто-то из его родственников случайно наткнется на спрятанный носитель, и заначку вскроют…

У Воропая, кажется, перехватило дух.

Удивительно, как Муромцевы раньше территорию не обыскали! Наверное, лишь потому, что знали – квартиру, где убили Модеста, раньше приезда полицейских подчистили воры. Все вынесли. Забрали даже аудиодиски.

– Ты можешь нам найти заначку? – терзая Евдокию пристальным взглядом, спросил Иваныч.

– Конечно. Я попробую. Но в надежде на ответный жест.

– Чего попросишь? – Смотрящий вел тонкую политику, первоначально предложив москвичке пряник, не показывая кнут.

– Вы должны отпустить мою подругу. Это первое. Пока Ангелина здесь, разговора не получится. Второе – вы отдаете Муромцеву убийцу Конника.

В зале повисло гнетущее молчание. И первым заговорил нервный Моня:

– Иваныч, она нам типа – предъявляет ?!

– Цыц! – Смотрящий вскинул руку. И обратился к Евдокии: – Ты слышала, что говорят? Ты только что нам бросила, что мы типа знаем, кто Васю убрал? – Воропаев говорил спокойно, но на его скулах играли желваки.

– Упаси меня бог, Иван Иванович, бросаться такими обвинениями! – Евдокия приложила две ладошки к вибрирующей груди. – Мое предложение иного рода! Я прошу вас сделать как раз обратное – отдать полиции человека с убедительным, непробиваемым алиби!

– Не понял, – нахмурился Воропаев.

– Для розысков носителя информации мне нужно вернуться в дом Муромцев, – убедительно заговорила Евдокия. – Но сделать это я смогу лишь полностью избавленная от обвинений. Так?

– Ну.

– Но, – Дуся задрала вверх дрожащий пальчик, – если заместо меня на нарах устроится невиновный человек, мою проблему это не решит. За мной останется шлейф – детка замочила вора в законе. Откупилась, пополнив общак парой миллионов. Так будут думать все. Как вы считаете, имея репутацию девушки, безнаказанно убившей Васю Конника, я доживу до старости?

– Навряд ли, – хмыкнул Стальной.

Воропаев на него покосился, но изменять комментарий не стал.

– Вот то-то и оно, – искренне пригорюнилась Евдокия. – Если не найдем настоящего убийцу, мне, господа, кранты. И посему деваться некуда, я не уеду из этого города, пока убийца не будет найден. Человек, временно занявший мое место в изоляторе, будет просто номер исполнять. А я должна знать о его алиби все подробности, чтобы иметь возможность завершить операцию в любой момент по своему усмотрению. Делаться еще чьей-то должницей и попадать под обвинения – из-за меня невиновный человек на нары загремел – я не намерена. Так что спрошу. Вы согласитесь отдать полиции человека, чье алиби будет подтверждено не только свидетелями, но и – обязательно – камерами наблюдения, к примеру, ресторана? Или лучше банка.

Воры перебросились взглядами, которые быстро сосредоточились на Воропаеве.

Иваныч задумчиво выпятил губы и пробурчал, косясь на сына:

– Привел бы ты мне, Антоха, такую невестку, получил бы мое отцовское благословение. Детки б у вас умные народились… Красота! Нестыдно людям показать.

Данной многофункциональной фразой смотрящий не только дал согласие сыщице, но и некоторые нюансы с мордобоем сгладил. Показал окружению, что сынок оплеуху не от какой-то шалавы заработал, а не ответил девушке толковой и достойной.

Евдокия кивнула, определяя, что принимает высказывание смотрящего за ответ, и продолжила:

– Теперь к вопросу о моей подруге. Ангелину вы должны отпустить, и это, Иван Иванович, не сочтите за нахальство, не просьба, а условие. Я не хочу забивать себе голову мыслями о подруге – работа предстоит тяжелая, гектар угодий Муромцев граблями не прочешешь, здесь нужно будет поскрипеть мозгами.

Сыщица вновь сделала паузу. Булькать лишними словами тут ни к чему: извинилась, настояла, аргументы привела. Давая ворам время на размышление, села в кресло напротив смотрящего. Устало помассировала пальцами ноющую переносицу. Веки сощурила – яркая люстра слепила глаза.

Села также потому, что захотела показать, мол, просьба «Выйди, Дуся, нам надо посоветоваться» здесь не прокатит. Игра по-честному должна идти с обеих договаривающихся сторон.

– Твою подругу здесь никто силком не держит, – заговорил Иваныч.

– Не держит. Только охраняет. – Евдокия говорила без малейшей издевки. – Но Ангелину ваш «питерец» так обработал, что без его согласия она шагу не сделает. Дайте Сергею сигнал, пусть нежно разруливает ситуацию и отпускает Ангелину домой.