Анна Князева - Монета скифского царя

— Есть новости, — подтвердил Сергей. — Нам удалось получить показания на Томаса Джафарова, того самого парнишку с «коктейлем Молотова», который сжег вашу машину. Его дружок попался с наркотиком.

— Насколько я помню, он — сын владельца «Кантины»?

— Так точно. На основании показаний привлечем Джафарова по сто сорок шестой статье.

— Поджог? — спросил Вячеслав Алексеевич.

— Статья вторая: умышленное уничтожение или повреждение имущества путем поджога.

— Сколько за такое дают?

— До пяти лет.

— На месте отца я бы стал договариваться.

— А он уже начал. Сегодня на меня вышли его ребята.

— И что? — заинтересовался Вячеслав Алексеевич.

— Предлагают новую машину взамен сожженной.

— Мне это не нужно. Машина застрахована.

— Предвидел такой ответ.

— И что?

— Отказался встречаться.

— Скажи им, чтобы вернули землю и дачу.

— Уже сказал.

— И что они? — Вячеслав Алексеевич придвинулся ближе и с интересом посмотрел на Сергея.

— Папаша Джафаров передал, что и без нас решит вопрос со своим сыном. А с нами разберется «по-плохому», раз мы не соглашаемся «по-хорошему».

— И это реально? — насторожился Вячеслав Алексеевич.

— В нашем продажном мире возможно все, — ответил Сергей Вешкин.

Дайнеке снова приснился тот же сон. С первых же мгновений она поняла: тот, да не тот.

Пустынное море простиралось повсюду, но только теперь и небо, и вода были свинцово-серыми, сколько ни смотри, не разглядеть линию горизонта. И если в прежнем сне Дайнеке было жарко и очень хотелось пить, в этом она замерзла.

От этого холода Дайнека проснулась, встала с постели и, укутавшись в одеяло, побрела на кухню включать чайник. По дороге передумала и завернула в ванную. Там встала под горячий душ. Под струями горячей воды почувствовала, как расслабляются мышцы и оживает каждая клеточка ее замерзшего тела.

Выйдя из ванной, Дайнека наткнулась на отца.

— Ты разве не на работе?

— У меня сегодня другие планы.

— Куда-то уезжаешь? — спросила она.

— Вместе с тобой.

— Это шутка? — спросила Дайнека и на всякий случай улыбнулась.

— Мы с тобой поедем к Алехину. Необходимо подписать документы. Это касается официальной передачи монет.

— Без этого никак не обойтись?

— Помимо этого, нам предстоит получить от полицейских акт об обнаружении монет. Для этого необходимо иметь трех свидетелей, в присутствии которых они появились у тебя. Ума не приложу, как это сделать.

— Один свидетель у меня есть.

— Кто?

— Леша-заправщик.

— Боже мой… — Вячеслав Алексеевич сокрушенно оглядел Дайнеку: — Где же ты находишь всех этих сталкеров? Дядя Митя — сторож, бродяга — Шнырь, теперь Леша-заправщик. Он здесь при чем?

— В тот вечер он не мог не заметить, как Велембовский стучал в окно моего автомобиля.

— Кажется, я с ним уже говорил. Он ни слова не рассказал мне об этом.

— Заправка — место работы. Зачем ему осложнения?

— Ну, предположим.

— Еще можно подтянуть Азалию Волкову.

Отец улыбнулся:

— Подругу, у которой два дня рождения?

— Ну, соврала. Прости. Потом же я повинилась!

— Азалия видела, как ты купила монету?

— Она могла видеть.

— А это две разные вещи.

— Я просто напомню ей про старика. Азалия видела, как он подходил к машине.

— Она не видела момента продажи и вряд ли это подтвердит. Мой тебе совет: пока не суетись. Третьего свидетеля мы все равно не найдем и, возможно, пойдем по другому пути.

— По какому?

— Еще не придумал.

— И все-таки я ей позвоню.

— Твое дело.

— Во сколько мы едем к Алехину?

— Минут через сорок.

— Я все успею.

Прежде чем набрать номер Азалии, Дайнека легла в постель и с удовольствием потянулась. У нее сладко хрустнули косточки, и сами по себе закрылись глаза. Осталось только замурлыкать, словно котенок.

Немного повалявшись, она позвонила Волковой:

— Не разбудила?

— А сколько сейчас времени? — спросила Азалия.

— Вижу — разбудила. — Дайнека посмотрела на часы: — Без четверти десять.

— В такую рань будить — это бессовестно!

— Во сколько ты легла?

— В восемь…

— Вечера?

— Нет! Утра!

— Ну, прости… Перезвоню после обеда.

— Ну, уж нет! Если разбудила — давай говори.

— Хотела тебя спросить. Помнишь, когда ехали из студии, мы заправляли машину?

— Что в этом такого?

— Сейчас объясню. Когда после передачи на заправке ты ушла в кассу платить за бензин, а я осталась в машине…

— Ну и что?

— Потом ты вернулась и спросила про старика.

— Про какого еще старика?

— К машине подходил старик, и я с ним разговаривала через окно.

Чуть подумав, Азалия сказала:

— Нет, не помню.

— Но ты же еще спросила.

— А зачем он к тебе подходил?

— Старик продавал монету.

— Неужели купила?

— Ну, да…

— Вот дура.

Дайнека неожиданно разозлилась:

— Дурой была бы, если бы не купила. Монета оказалась античной.

— Да?.. — Было слышно, как Азалия самозабвенно зевнула. — А что это значит?

— Античная — значит старинная и ценная.

— От меня чего тебе надо?

Дайнека улыбнулась и непроизвольно махнула рукой:

— Забудь!

— Вот и поговорили… — Немного помолчав, Азалия вдруг спросила: — Давно видела Влада?

— Вчера. — Дайнека решила не врать.

— Хочешь сказать, что у вас все по-взрослому. — Выдержав паузу и не дождавшись ответа, Азалия уточнила: — Уже переспали?

— Зачем спрашивать, если знаешь, что все равно не отвечу.

— Значит, еще нет. Что будешь делать, когда вернется Джамиль?

— Об этом я не думала.

— Ну, ты даешь… Хочешь знать, из-за чего подрались Романов и Делягин?

— Из за чего?

— Точнее сказать: из-за кого…

— Тогда можешь не говорить.

— Догадалась? — В голосе Азалии прозвучали злые, ревнивые нотки. — Вот смотрю я на тебя… Ты только не обижайся.

— Чего уж там. Жги.

— Ничего в тебе нет особенного. Ростик — маленький, прическа как у мальчишки. Фигурка — поджарая, спортивная, имею в виду. И, главное, за что тут драться?! Вокруг столько красивых женщин. К таким мужикам только пальцем помани — отовсюду сбегутся.

— Красивая — это ты?

— А что? Скажешь, нет?

— Не скажу.

Азалия Волкова тихо всхлипнула:

— Красивая, да несчастная…

— Ну, почему же… — Дайнека посмотрела на часы. Время подпирало, а сеанс психоаналитики был в самом разгаре. — Помимо того, что красавица, еще и талантище.

— Артистка из погорелого театра, — прорыдала в трубку Азалия. — Сниматься не зовут.

— Только недавно рассказывала, что тебя позвали в проект.

— В дешевый сериал, на роль третьего плана.

— Какая разница? Знаешь, как сказал Станиславский? Люби искусство в себе, а не себя в искусстве.