Инна Бачинская - Без прощального письма

– Что случилось с твоим парнем? – Алвис поставил на столик стаканчики с кофе, присел рядом. – Владик, да?

– Владик. Ничего не случилось, жив-здоров, – с горечью сказала Илона. – Ушел. Даже можно сказать, удрал. Ночью. Ни здрасьте тебе, ни до свидания. Собрал чемодан и… – Она замолчала, пригубила кофе.

– Очень по-мужски. Ты не пробовала его найти? Куда он ушел?

– А толку? К брату, наверное.

– Хочешь, я с ним поговорю?

– Ты? Зачем?

– Могу морду набить! Хочешь?

Как ни была расстроена Илона, она не могла не рассмеяться:

– Ты умеешь драться?

– Еще как! – Алвис сделал зверское лицо. – Отоварю! Дам люлей! Начищу сусалы! Не нарадуешься. Все клоуны умеют драться.

Илона расхохоталась:

– Уже страшно! Что такое сусалы?

– Понятия не имею. Думаешь, он не вернется? Вы поссорились? Кто он вообще такой?

– Он ветеринар, нормальный человек. Не ссорились мы… Не знаю, почему он ушел. Мне казалось, у нас все хорошо. Бабушка Аня говорила, что женщинам нашей семьи не везет…

– Помню! Не везет с мужчинами. Не верю. Что-то должно быть. Может, ты его удушала? Заботой, женскими разговорами…

– Это какими еще? – Илона подозрительно уставилась на Алвиса.

– Шмотки, подружки, магазины, покупки заставляла оценить… Было? Без продыху.

– Ну… – пожала плечами Илона. – А о чем еще говорить?

– Иногда нужно молчать, – веско сказал парень. – В жизни должны быть паузы. А кофе в постель? Было?

Илона не ответила.

– А он тебе тоже кофе в постель?

Илона снова промолчала.

– Придется с тобой поработать, сестренка. Ты же совершенно ничего в мужчинах не понимаешь.

– А ты в женщинах? Ты тоже приносил ей кофе в постель.

– Сдаюсь! – Алвис поднял руки. – Получил по сусалам. Дурак был. Зато теперь выздоровел и могу давать уроки.

– Я тоже теперь могу давать уроки.

– Опыт, однако. Тебе не кажется, что у нас много общего? Вот скажи мне, как это говорят… положа руку на сердце: он твой человек? Этот твой Владик? Только честно!

Илона задумалась. Не сразу сказала:

– Нам было хорошо вместе.

– Да? И куда же вы ходили вместе? В театр? В ресторан? В лес? Читали книжки?

Куда ходили? А действительно… Никуда! Ему было неинтересно. Никуда не ходили. Владик целыми днями лежал на диване и смотрел телевизор. Он никуда не хотел с ней ходить!

– Можно подумать, вы читали книжки! – произнесла она с вызовом. – Он просто был, понимаешь? Я готовила ужин, я знала, он в гостиной, бормотал телевизор, я кричала ему из кухни, спрашивала, что он будет, понимаешь? Мы сидели за столом, я знала, он любит омлет и тушеное мясо, знала, какой кофе, какое вино… Нас было двое.

– Ты, кажется, говорила, он не работал?

– Это же временно. Он искал работу. Нам было хорошо, понимаешь?

– Почему же он ушел?

– Не знаю. – Илона помолчала, потом сказала, чувствуя, как бросается в омут головой: – Наверное, не любил.

– А ты его?

– Любила, наверное…

– А может, ты просто хотела быть любимой? А других вариантов не было. Но это… суррогат! Очень печально.

– Может, хватит?

Алвис поднял руки.

– Ладно, хватит. Я хотел спросить… В маминой комнате висит фотография в золотой рамочке: ты, совсем маленькая, мама и немолодая женщина с брошкой? Это бабушка Аня?

– Да. – Илона вздохнула. – Классная фотка, скажи?

– Какие-то вы там… грустные, я бы сказал.

– Грустные… да. Это мама предложила, сказала, хочет фотографию на память. Я схватила красное платье с блестками, но бабушка сказала, я в нем похожа на обезьянку из цирка, и она не разрешает. Я расплакалась. А они поссорились. Мама кричала, что бабушка вечно командует и никому от нее житья нет, потому и отец удрал. Я испугалась и перестала плакать. А мама приказала, надевай свое платье и пошли. Это моя дочь, сказала мама, понимаешь, моя! Бабушка промолчала, и мы пошли в фотоателье. Я в платье с блестками… действительно, как обезьянка… мама в голубом с открытыми плечами, а бабушка в блузке с камеей. Она всегда носила белые или кремовые блузки и черные юбки, была всегда такая… официальная. Мы все там страшно разные. Мама увезла одну фотографию с собой, на память.

– Никогда не видел, может, она забрала ее с собой. Отец многие уничтожил. Я совершенно ничего о тебе не знал… Не могу поверить! Родители не должны решать за детей, не имеют права. Мама тоже ничего не говорила. Мне было шесть лет, большой уже. Грустно. Мне кажется, отец жалел, просил прощения, когда умирал. Дети не должны становиться орудием в разборках родителей…

– А я про отца ничего не знаю. Только имя – Вениамин.

Они помолчали.

– Знаешь… – начала Илона и запнулась.

Алвис смотрел вопросительно.

– В моем доме убили человека!

– Убили человека? – Алвис отставил стаканчик с кофе, внимательно взглянул на Илону, но тут же отвел взгляд. – Когда? Ты его знаешь?

– Одиннадцатого августа. Не знаю, совершенно неизвестный человек. Я вернулась с работы, дверь открыта, и он лежит около серванта. Совершенно неизвестный чужой мужчина. Я даже не сразу заметила. Представляешь?

– С трудом. – Он глотнул кофе, закашлялся, спросил не сразу: – Одиннадцатого? И… что?

– Что! Вызвала полицию. У меня взяли отпечатки пальцев. Они никак не могли поверить, что я его не знаю. Их главный, майор Мельник, так и сверлил в упор, и все время одни и те же вопросы, так и ждал, чтобы я прокололась: может, я его все-таки знаю, хоть раз видела, может, общались в соцсетях? Приходил в музей? Познакомились в кафе? В магазине? На пляже? Может, это он перевернул ящик? А как его зовут? Ну не бывает так, чтобы совершенно ничего! У него в жизни такое в первый раз. До сих пор ему было все ясно, а с этого момента темная полоса. У меня тоже все было прекрасно, как я теперь понимаю, только и горя, что ушел Владик, а теперь… Это еще на работе не знают. Самое страшное, когда тебе не верят! Чувствуешь себя дура дурой, надо оправдываться, а на тебя смотрят, как на врага. До сих пор удивляюсь, что не арестовали. Иногда мне кажется, что за мной следят, честное слово!

– Ты сказала ящик, – заметил Алвис. – Какой ящик?

– С документами! В тот же самый день, одиннадцатого августа, в музее обнаружили перевернутый ящик с документами, представляешь? Вызвали полицию, приехал этот самый майор Мельник, всех построил и допросил. Не успела отчитаться перед директором и полицией, как нá тебе! Пришла домой, а там неизвестный мертвый человек. Позвонила, и опять приехал майор Мельник. Я его на улице ждала, боялась в дом войти. Стою на крыльце в одном халате, босиком, трясет всю. Ужас! Он посмотрел на меня, как на ненормальную. Может, думал, я под него клинья подбиваю. Дурак! Спрашивает, а не он ли перевернул ящик, в смысле не жертва ли. Откуда я знаю, отвечаю, кто перевернул, может, его в прошлом году перевернули! А он смотрит на меня, как на убийцу.