Любовь Шапиро - Я люблю дышать и только

Я с интересом посмотрела на него и подумала, что, пожалуй, Марьянка угадала, он не только внешне, но и внутренне необычен. Или я плохо знаю следователей прокуратуры. Да, я совсем их не знаю.

Я очень боялась, что из зала будет пахнуть трупным запахом. Оттуда же пахло, как всегда, вкусной едой, хорошими сигаретами и духами гостей VIP.

Филипп Сергеевич тихонько приоткрыл дверь, будто собирался спросить: — «можно ли войти». Дверь скрипнула и сама пошла на нас. Ветер дул из правого крайнего окна. Банкетный зал был один из немногих помещений, где окна в «Останкино» открывались.

Тихий скрип двери и шуршание жалюзи на окне в полной темноте зала, где только в одном углу, плохо различались фигуры копошащихся экспертов и очерченное пространство, где должно лежать тело погибшей.

Мы слышали тревожный шепот группы, приехавшей из милиции и прокуратуры.

— Мне перестает нравиться эта телевизионная программа, — Марьяна наклонилась ко мне. Ты тело то видишь? Я боюсь подходить.

— Ты же у нас столько лет занималась криминальной хроникой, — напомнила я подруге. Ты уж насмотрелась.

— Если ты помнишь, то я никогда не выезжала на место событий. Я только комментировала в студии. Честно тебе скажу, старалась не засматриваться на жмуриков.

— Дамы и вы молодой человек, — задумчиво и грустно позвал нас следователь. — Мы не можем предъявить вам для опознания тело погибшей женщины. Его нет…

— Я побежал за камерой к ребятам на шестой, — Костик крикнул уже в дверях.

— Вы куда направились? — Остановил его какой-то милицейский чин. Если я правильно различила в полутёмном зале — немаленький.

— Такой материал упускать нельзя. Даже, если он не пойдёт сегодня в эфир. Архивники нам не простят, — Костя на половину уже был за дверью и занес вторую ногу, чтобы рвануть на шестой…

— Стоять, — громко приказал оперативник. Никто отсюда не выходит и не входит сюда. Будем разбираться.

— Каким же образом? — Ядовито поинтересовалась Яна. У нас даже объекта нет.

— Вот именно, — уже не так громогласно ответил милиционер.

Филипп Сергеевич прислонился к стене и молча, наблюдал за нами — людишками, за нашими реакциями.

— Что интересно, как мы будем выкручиваться? Вы впервые имеете дело с телевизионщиками? — Я предложила ему сигарету и термос с кофе, который жил у меня в сумке всегда.

— Не хочу. Пока не стоит ничего менять в атмосфере, — он сощурил глаза и сосредоточил взгляд на месте, где предполагаемо должно было лежать тело. Кира, как вы думаете, как может исчезнуть, он замялся, неодушевленный предмет, так, чтобы никто не заметил, что его уносят, тащат. Он же тяжелый. И кому это нужно? Не похоже на шутку, — следователь пристально посмотрел на меня.

— Вы хотите, чтобы я выполнила вашу работу? У меня не получится. В отличие от Марьяны, я никогда даже не вела криминальную хронику.

— Меня интересует ваша интуиция и те сведения, которые вы изо всех сил скрываете, но сказать хотите. Вас что-то гложет. Может, чувство вины бушует? — Филипп Сергеевич взял меня под руку и увел из зала. — Нам там пока больше делать нечего.

— Осматривать следы, — я всячески оттягивала разговор, который я, чувствовала, неминуемо состоится. Самое противное и главное, я сама его хотела начать.

Из зала, как ошпаренные выскочили Яна и Марьяна, уже не сильно заботившаяся о сохранности шубки, которая волоклась за ней.

— Вы куда это? — Гневно вопрошала Марьяна. На допрос?

— На расстрел, — в пандан её, как всегда к месту заданному вопросу, ответила я.

— А меня? — Засмеялась Яна. Я тоже очень многое могу сообщить компетентным органам. Нет, правда, не сидеть же нам здесь у «разбитого корыта». Извините, за дурацкое сравнение.

— Вы пока свободны. Даже можете опять залечь на буфетную стойку и подремать. Если вы понадобитесь, вас вызовут, и вы в яркой телевизионной форме изложите свои уникальные знания.

— Я же говорила, что в нем что-то есть. Кирка, тебе повезло. — Марьяна произнесла слова и тут же прикусила губу.

— Я недавно похоронила мужа, — пояснила я Машкину «шутку».

— Мы идем пить кофе, — сурово ответил следователь.

— Что, разве «Макс» уже открыли? — Приоткрыв сонные и томные, как всегда поражающие своей чернотой, глаза, спросила Марьяшка.

— У нас, с собой, было, — среагировала я быстро и зло. Свой носить надо, попрошайка. Я показала язык и, взяв Филиппа Сергеевича за пиджак, увела от девчонок.

— Куда же вас вести? В аппаратную? Там человек непривычный долго не выдерживает, — я раздумывала, есть вообще, на нашей Останкинской земле место, где можно дышать и не потерять при этом голос, потенцию, мысли и уж тем более сердце. Не нашла.

— Не печальтесь, — старомодно успокоил меня следователь. Мы пойдем к Останкинскому пруду. Там уж точно надышимся.

— Нам выходить можно? — Я засмеялась. — Я забыла, что я под бдительным оком закона.

Шли мы, молча, прислушиваясь к скрипучему блестящему снегу.

Я размышляла о том, чтобы не дай Бог, меня не выперли за прогул. Хотя, наверное, такая прогулка считается помощью следствию.

Чем же я в состоянии ему помочь? Не рассказывать же, в самом деле, всю нашу длинную жизнь с радостями, ссорами, ненавистью, тайной, которую мы храним уже десять лет и поэтому то, любим, друг друга и жмемся то к одной подружке, то к другой, то пылаем ненавистью из-за трусости и, в общем, предательства человека, который нас всех сделал.

— Вы хотите мне поведать что-либо конкретное, что способно навести меня на правильные размышления по поиску исчезнувшего человека. — Филипп Сергеевич с пытливым любопытством заглянул мне в лицо, даже подлез под него. — Я даже не могу назвать тело мертвым. Я его не видел. Когда группа следственная приехала, то сразу внизу милиция начала нас посвящать в то, что там наверху ТАКОЕ. Там лежит ОНА — любимица всех. Я побежал в «Макс», чтобы убить двух зайцев, захватить понятых и тех, кто ее хорошо знал.

— Вы знаете, мне легче все написать, чем рассказывать. Иначе мы проговорим всю жизнь, — я представила все наши девичьи подробности и реакцию взрослого, даже не очень молодого мужчины, на нашу неправильную и порой, грешную судьбу.

— Пишите, — Филипп Сергеевич меня быстро понял. — Погулять все равно приятно. Вы возвращаетесь в «Останкино»?

— Надеюсь, что меня еще не выгнали, — я повернула в сторону своей земли Обетованной. Ноги понеслись быстрее. Многолетнюю привычку не вытравишь. За мной, несколько запыхавшись жестким шагом, размахивал руками, загребая ветер, семимильными шагами шел следователь. Ему тоже необходимо было вернуться к отсутствующему телу.

— Я напишу, — уже влетая в здание и вытаскивая пропуск, кричала я.

Он кивнул и махнул рукой, в знак того, что с нетерпением ждёт.