Любовь Шапиро - Я люблю дышать и только

— Не слышала, — соврала я и покраснела. Мне хотелось поделиться с умной Лилей. У нее остроумное и неадекватное мышление. И все, что постоянно вижу на экране в ее программе, меня страшно коробит. Но, хорошее отношение и абсолютная уверенность, что Лилька дуркует и просто зарабатывает немалые деньги, примиряет меня с ней. К сожалению, такие претензии можно предъявить почти ко всем каналам. Но меня об этом никто не спрашивает.

— О чем задумалась? — Пристально всматривалась в мои глаза Лиля.

— Обо всем. Бывает время, когда философские мысли посещают голову зрелой женщины.

— Не хочешь говорить, не говори. Все равно придешь, я знаю точно. Я же очень умная, — Лиля поцеловала меня в лобик.

— Я ещё жива, — засмеялась я.

— Пока мы почти все живы, — ведущая сделала, пируэт на высоких каблуках и, подпрыгнув, удалилась в очередной темный коридор.

Дорога в единственное курящее место на земле телевизионного эфира было, как всегда забито до отказа. Я поискала глазами уголок около закрытого наглухо окна и нашла.

— Здесь занято, — неприветливо предупредила меня молодая борзая корреспондентка, небрежно бросая сумку на диванчик. Из открытого рта потертого стильного портфельчика полетели вещички любовно собранные хозяйкой для телевизионной карьеры.

— Пока вы соберете все добро с полу… Видите, многие детальки отвалились, я пока попью кофе, — мило уговаривала я недовольную девушку.

— Старшим у нас везде почет, — язвила девчонка, собирая содержимое баула.

— Вот именно. Кстати, не вы ли пробовались к нам на передачу редактором?

— Я, — гордо, вытянув голову из-под стола, как неоперившийся цыплёнок, проговорила несчастная девочка. Вы передали через своих клевретов, что коробочка полна.

— За знание таких слов как «клевреты» вас стоило взять, — я опустилась на колени и помогла ей собрать оставшиеся побрякушки. — Зайдите ко мне на следующей неделе, только произнесите кодовое слово, — смеялась я.

— Какое? — Удивилась девочка. Меня зовут Таня Сумарокова.

— Клеврет, — тихо на ухо, прошептала я.

— Вот ты где, — Марьяна стонала от тяжести и тепла шиншиллы, но снять явно боялась. — Я нашла нашу подельницу. Она сейчас принесет свои старые кости, как она выразилась. — Ты, кофе догадалась взять?

— Ещё не успела. Уже бегу, Ваше сиятельство. Жаль, что у тебя не горностай. Тогда тебя можно было бы звать «Ваше Величество».

— Иди, острячка. Скоро, нам всем мало не покажется.

Словно подслушав Марьяшино обещание, позвонил Филипп Сергеевич.

— Вы сейчас свободны? Нужно поговорить, — голос был настойчивый и тревожный.

— Прямо, сию минуту не могу. У меня важная встреча, — я пыталась выкрутиться, чтобы сегодня не встречаться. Только после беседы с девчонками.

— Когда же? — не отставал следователь.

— Завтра, у меня, более или менее, свободный день.

— Хорошо. Хотя ваш труп так и гуляет где-то. Вы в курсе.

— Я целый день писала программы. Мне было не до этого, — как можно спокойней отчиталась я.

— Вериться с трудом. Мне показалось, что всей вашей троице исчезновение знаменитой ведущей сильно испортило настроение. Я не прав? — Допытывался проклятый служитель закона.

— Это на всех произвело сильное впечатление. Не удивительно у нее была самая знаменитая программа в течение десяти лет. И прыгнуть выше ее никто и не пытался. Кроме того, она держала высокую марку, не опускаясь до безвкусицы большинства нынешних передач.

— Я вас понял. До завтра.

Я облегченно вздохнула и, дойдя до стойки с кофе, взяла три чашки эспрессо, хотя знала, что Машка пьет американский, а Яна капучино.

Марьянка опять умчалась. Видимо, пристраивать шубку, которая при таком употреблении, скоро превратится в дранную крыску.

Я неторопливо мешала в чашке отсутствующий сахар.

Внезапно мой взгляд упал на пожилую женщину, которая сильно напрягла лоб, считала копеечки, чтобы купить булочку в «Максе». Скорее всего, она из массовки, какой-нибудь забойной программы. Публику туда набирают и платят крошечные гонорары. Больше всего меня поразила обувь, в которую была обута женщина. На ней были точно такие же ботики «Прощай молодость!», в которых ходила Марьяшкина бабушка. Мы над ними подсмеивались, но когда бабушка умерла, мы стали выбрасывать старую обувь. Нам стало грустно расставаться с предметом наших вечных молодых шуток. Ботики «Прощай молодость» похоронили с почестями, как и нашу ушедшую беззаботную молодость. Когда уходит кто-то из старших, ты становишься, если не старее, то взрослее точно. А это не так весело.

Бабушка Александра Владиславовна была наша строгая воспитательница, наставница и пример для подражания. Она управляла домом, родителями и обеими внучками Алисой и Сашей.

Гордились «А.В.» — так мы ее любовно и сокращенно звали, не только внучки, но и мы с Марьяной.

В молодости «А.В.» была певицей с незаурядными еще и театральными способностями. Диапазона ее голосовых связок хватало на четыре октавы. При этом она не напрягалась и тянула театральный рисунок так же легко, как и ноты арий.

Почему, сейчас, когда стоит думать совсем о другом, я вспомнила «А.В.»? Знаю, потому что именно она готовила своих девочек к блистательной карьере. С сыном у нее не получилось. ОН любил естественные науки. Петр Анатольевич не любил театр и сцену ровно на столько, насколько его мать обожала. Он сделался биологом и кропотливо и удачно корпел над диссертациями. Мать Алисы и Саши и вовсе не понимала, зачем рояль занимает столько места в гостиной, где развернуться невозможно. Она читала книги. По-моему, все без разбору. Работая в литературном архиве, Вера Николаевна заходилась в экстазе от того, что к ним приходили разные писатели и вообще знаменитые люди, которые работали с редкими книгами, а им работникам невидимого фронта оставляли автографы на долгую память. Ничего плохого про такое увлечение сказать было бы невозможно, кроме того, что ни одну подписанную книгу нельзя был взять с полки и уж тем более вынести из дома.

Девочки довольствовались либо школьной библиотекой, либо брали у однокашников.

«А.В.» фыркала каждый раз, когда начиналась сцена «ну эту-то книгу можно?» Она уводила девочек к себе и давала старинные факсимильные издания выдающихся писателей и поэтов, которые дарили оперной певицы в знак почитания и поклонения.

Одно было плохо. Почти все эти выдающиеся представители литературного цеха были запрещены вскоре после революции.

Можно сказать, что образование девочек не страдало, а наоборот уровень их знаний повышался, но отметки ставили за идейно выдержанных литературных знаменосцев.

Сколько времени я уже сижу, если я вспомнила всю нашу детскую жизнь. Где Марьяна и Яна.