Любовь Шапиро - Я люблю дышать и только

Мы долго сидели в кафе, которое недавно открылось на Цветном бульваре. Официанты уже деликатно покашливали и унесли со стола практически все, что можно было, кроме скатерти и бокалов, которые мы крепко сжимали в руках.

— Всё девочки, — Янка первая поднялась из-за стола. — Дел по горло. Моя дочь опять в депрессии. Нужно спасать всю остальную семью от её надрыва, — глаза у Яны были грустные, но во всей фигуре чувствовалась решительность и стремление быстрее, засучив рукава разрулить ситуацию.

Вслед за ней поднялась и Мара. Её дома, к сожалению никто не ждал. Дочь жила отдельно и при всей любви Мары к Верочке жить вместе, да и долго общаться они не могли. Сын жил с Марой, так как был еще мал для самостоятельной жизни. Андрей считался трудным подростком и Мара, как могла, пыталась переломить его агрессивность. При всей миролюбивости и не конфликтности характера Мара была непреклонна и принципиальна во многих серьезных вопросах.

— Удивительно, но за весь сегодняшний вечер мы, ни разу не вспомнили о семье Дашковых. Чудо, как хорошо, — потягиваясь и обнажая плоский животик, заявила Марьяшка. — Я лично счастлива. Жить в тени чужой жизни, которую мы сами себе выдумали… глупо и смешно. Кира, ты что молчишь? Ты не согласна?

— Абсолютно. Только я не жила в тени их бытия. Я их препарировала.

Подруги с изумлением и ужасом смотрели на меня.

— Все люди персонажи, более интересные, менее занятные — вот я их разгадываю.

— Это у Артёма научилась, — съязвила обиженная Марьяшка. Для него, все — куклы, а он Карабас Барабас.

— Ничего подобного. Есть круг людей, я подчеркиваю слово «лю-дей», которых хочется просто любить, слушать и общаться. Как вы мои дорогие товарки. Всё. Заканчиваем дискуссию. Я умираю — хочу спать и думаю, что уже пришёл Артём и в ворчливом недоумении шарит по холодильнику.

Это был один из последних счастливых дней моей предыдущей жизни.

Мы долго не виделись с подругами, потому что каждая окунулась в свой творческий процесс.

Наш театр, выпускал грандиозную премьеру со страшным скрипом — не хватало денег — опаздывали с декорациями. Артём, боролся, как мог и опять победил. Премьера прошла бы очень удачно. И, если вы сейчас спросите кого-нибудь из публики, то ответ будет однозначным — потрясающе. Но, мало, кто знал, что на утреннем прогоне одна актриса сломала ногу — страшно. Муж даже собирался отменять спектакль, о чём сказал, уезжая с несчастной женщиной в больницу. Творческий состав рыдал, технический просто ходил понурый и бессмысленно подвинчивал какие-то гайки в декорации.

Все смотрели на меня. Я впервые ослушалась Артёма — приняла решение — прорепетировать ещё раз, изменив те сцены, где была занята, попавшая в больницу актриса. Мы продолжили готовиться к спектаклю.

Артём вернулся из больницы с посеревшим лицом, объясняя мне на ходу, что перелом очень плохой, и несчастная будет долго лежать.

— Что это за музыка? — Спросил он вдруг, услышав звуки окружающего мира.

— Мы решили играть премьеру. Зритель не виноват ни в чём. Да и те, восемьдесят человек, что стоят сейчас на сцене, сидят в оркестровой яме и ждут за кулисами, готовились к этому празднику. Не порть им его. В театре вместе всё переносится легче.

Мы успели получить свою долю успеха и выплеснуть весь адреналин, который у нас был.

В перерыве между репетициями я позвонила Сане и пригласила всю их семью на спектакль.

То ли она успела передать только маме с папой, то ли «А.В.» дала такое распоряжение, но пришли только Петр Анатольевич и Вера Николаевна.

Мне было дико смешно. Ни тот, ни другая, в театр не ходили в принципе никогда. Возможно, в глубоком детстве. «А.В.» видимо хотела показать, что тот «шедевр», который будет показан — всего лишь для непросвещённой публики, а не для элиты.

Артёму я говорить не стала. Да ему было глубоко безразлично в тот момент всё, что не касалось происходящего на сцене. Я сначала разозлилась, но вспомнив, что я вычеркнула капризы «А.В.» и ее монструозный характер из своего круга внимания, радушно усадила смущенных Дашковых на лучшие места.

Не знаю, смотрели ли Дашковы спектакль вообще. Программка Петра Анатольевича была испещрена формулами и значками, что свидетельствовало о том, что его посетила очередная счастливая научная идея. Он ласково улыбался. Только непонятно чему. Впечатлению от спектакля или научной находке. Вере Николаевне, привыкшей к тишине книжных хранилищ и вовсе, было нелегко, слушать музыку и следить за сменяющимися сценами. Лицо у неё было растерянное, словно она пыталась выяснить — должно ли ей нравиться такое зрелище. Я быстро выпроводила их из театра со словами благодарности за то, что нашли время и прийти посмотреть наше «скромное» зрелище. Похоже, что Пётр Анатольевич уловил лёгкую иронию в моем тоне, но приподняв в вежливом прощании шляпу, двинулся к выходу, за ним не оглянувшись, удалилась жена.

На следующий день на нас обрушился шквал поздравлений, хвалебных статей и интервью в самых престижных наших и зарубежных газетах. Моё время было расписано тщательно и плотно.

Дня через четыре, позвонила Саня и, извиняясь, пролепетала, что очень сожалеет, что они все втроем и «А.В.», и Алиса, и Саня заболели. Видимо, чем-то отравились и не смогли прийти, и не было даже сил позвонить.

— Не имеет значения, — как можно равнодушней сказала я. — Всё равно, я была очень занята и не смогла бы уделить вам должного внимания.

Надеюсь, что все уже здоровы? Саня, ты ведь не просто так звонишь?

— Нет, просто так, — удивленно и нежно сказала подружка. — Я соскучилась, хотела повидаться. Ты не возражаешь?

— Я обрадовалась, что у Сани, наконец, появилось собственное желание. Но нашей встрече не суждено было осуществиться.

Артёма привезли на «Скорой помощи» в лежачем положении. Я только несколько раз ещё видела, как он вставал. Диагноз мне сказали сразу. Но, нужно было его скрывать ото всех. Так он просил. Он надеялся, что выкарабкается. Хотел, чтобы артисты работали спокойно. Я держалась, как могла. Я тоже хотела верить в его счастливую звезду. Я металась между театром и больницей, спонсорами и врачами.

— Кира, — услышала я в трубке приглушенный голос «А.В.». — Зайди ко мне сегодня. А, если хочешь, я к тебе загляну?

— Александра Владиславовна, у меня больше нет сил. Любой лишний разговор, даже передвижение стоит мне неимоверных усилий. Вам нужно, что-то конкретное?

— Что ты, Кира. Я просто давно тебя не видела и хочу поговорить.

Я уцепилась за разговор с пожилой дамой, как за соломинку. Может, она знает слова, которые меня приведут в чувство, и я смогу дальше тянуть бесперспективную лямку.