Любовь Шапиро - Я люблю дышать и только

«А.В.», постоянно этим возмущалась, однако внимательно слушала наши «уникальные» новости и видимо, делала выводы.

Я не случайно так подробно описала наш юный быт и место, где в основном обитали. У нас не было беседки, но был тополиный сад. С мая по конец июня мы жили в летней зиме. Все ругались и чихали, но понимали, что какой-то импрессионистский изыск в этом есть.

В нашем дворе произошло много событий, которые сегодня тянут нас обратно в молодость. На первой лавочки от входа в палисадник, началась история, которая, то ли закончилась так ужасно сегодня, то ли только начинается.

Останавливаться сегодня во дворе не хотелось. Его весь перекопали. Окружили старые дома огромными стеклянными «аэродромами». Создавалось ощущение, что с высоких этажей стекляшек ведется наблюдения за нами, муравьями, суетящимися внизу.

Мне не обижались на новомодное строительство, но приходить в садик не хотелось. Окруженный машинами, которые стояли почти друг на друге, загазовывая бывшее тополино-липовое пространство. Деваться нам было некуда. Мы пошли на Цветной бульвар. Он тоже сильно изменился.

Я засмеялась неожиданно и громко.

— Ты что? — Испугалась неадекватной реакции, Яна.

— Я вспомнила, как мы гуляли поздней ночью, ранней перестройкой и пели. Потом остановились у памятника трех железных колхозниц и запели «Ой, цветет, калина…».

Девчонки захмыкали и гуськом, держась друг, за друга скользя на раскатанном снегу, направлялись к тем самым металлическим теткам. Но их тоже унесли, как нашу беззаботную молодость.

— Кира, ты помнишь, как мы ночью ходили, летом с твоим мужем Артёмом, Стасом и Левкой на бульвар, к первым кооперативным палаткам за «Сникерсами» и пугали продавцов известными лицами наших мужиков. Они же тогда были самые знаменитые на телевидение.

— Помню, как мы гордились этим. Еще помню, как Левка поставил новый «Джип» под нашими окнами, в полной уверенности, что уж его — звезды, машину не тронут. Утром — все колеса были спущены.

— Я помню, как он орал по мобильному, на весь двор, — засмеялась Марьяшка, вскочила как ошпаренная. Звонил, он кажется, Стасу.

— Да. Было только восемь утра. Мы развлекли весь двор. Встали все и высунулись из окон, чтобы посмотреть на аттракцион как три телеведущих ничего не умея, ругаясь и напевая, «Ни кочегары мы, ни плотники…» доламывали машину», — у меня на глазах выступили капельки. Наверное, мокрый снег. — Радости было всем.

Хотя я и Марьяна продолжали, как и семья Дашковых жить в том же дворе, но он стал совсем другой, как впрочем и мы.

— Девушки, мы так долго можем вспоминать наше прощанье с молодостью. Мы ведь собрались по другому делу, — Яна строго посмотрела сквозь заснеженные ресницы. Я должна домой бежать. У меня там полный дом несмышленых обалдуев.

— Я не знаю с чего начать, — заныла Марьяна. — Я вообще не вижу своей вины…

— А тебя никто не обвиняет? Но мы должны сформулировать версию, я многозначительно замолчала.

— Ты имеешь в виду, что, правда, должна остаться между нами? — Яна с ужасом посмотрела на нас. Почему мы должны отвечать за весь этот трагифарс?

— Мы дали слово «А.В.», — я не стану нарушать обещания.

— Девочки, мы сегодня на слишком большом взводе. Лучше разбежаться и подумать. Машка, ты, куда к очередному другу, — Яна поцеловала подружку, потому что Марьяша надула губы. Не обижайся. Я твёрдо верю, что ты найдёшь своего золотого мальчика. Я побежала ловить такси. Чао.

Янка умчалась, на ходу поднимая руку, призывая машин остановиться.

Мы с Марьяной, не сговариваясь, уселись на мокрую скамейку.

Все-таки история эта достаточно далека от Яны, — задумчиво сказала Марьяша. Она еще даже не была нашей знакомой.

— Ну, основную часть она должна хорошо знать. Мы же все вместе собирались и давали клятвы и переходили с одной работы на другую, никому ничего не объясняя.

— Как нам мог прийти такой бред в голову, — Марьяша вопросительно посмотрела на меня.

— Ты вспомни, что происходило тогда со страной и нами.

80-е годы «Прощание с молодостью»

В 1980 году мы с Сашей, Марьяной заканчивали школу. После того многозначительного разговора, когда нам было по 13–14 лет, «А.В.» больше никогда не возвращалась к этой теме. Мы забыли о ней еще быстрее. Все устремления бабушки сконцентрировались на Алисе. Она блестяще выпустилась из средне-образовательного учреждения. Да, по-другому в семье Дашковых не могло быть. «А.В.» несла победу своей семьи в любой области искусства и науки как знамя. Опустить его или приспустить было невозможно. Такие же правила относились к тем, кто посещал дом «А.В.». Иногда, складывалось ощущение, что гости, и друзья вносят штандарты своих полков и складывают их к ногам бабули. Она уж умела отобрать, кого допускать, а кого придержать в большой прихожей, где висел огромный портрет самой А.В и напротив такое же большое старинное зеркало. Так что в нем отражалась только бабуля, которая каждое утро проверяла состояние внешнего вида. Свет был выставлен так, что с одной стороны он прятал все изъяны «А.В.», а с другой, намекал, что, то тут, то там надо похудеть, подтянуть и подкрасить.

Мне доставляло неимоверное удовольствие тайком из-за угла наблюдать за этой примеркой самой себя.

Сашка говорила, что поначалу она тоже, как завороженная смотрела и даже пыталась подражать и бабушка не возражала, хотя всё видела. Алиса никогда не подражала и не слизывала бабулины манеры. Саня уверяла, что «А.В.» ей не разрешала. Только, младшая внучка не знала почему.

Марьяшка прибегала реже. Она училась в балетном училище, и ей было совсем некогда копировать кого-либо. Да и осанка у неё была прямая, а волосы затянуты в нежный девичий пучок и «А.В.» это очень нравилось.

Как-то раз, я зашла вместе с Саней к Дашковым, и мы услышали громкий на все четыре октавы ревевший голос бабули. Ничего подобного никогда в доме не наблюдалась. Конечно, «А.В.» разговаривала властно и достаточно громко, но повышать тон ей даже не было необходимости. Ее и так все хорошо слышали и все беспрекословно выполняли.

— Какого черта, ты, моя любимая старшая внучка вместо того, чтобы готовиться в консерваторию, завела роман, забеременела и теперь срочно прибежала ко мне. Что ты хочешь от меня?

— Бабуль, мне нужны деньги, сделать аборт. Я не хочу этого ребенка. Я подготовлюсь в Консерваторию. Ты же знаешь, что я тебя не подведу.

«А.В.» медленно села в Вольтеровское кресло и изрекла:

— Я дам тебе врача и денег. После операции, ты уедешь в Крым и там начнешь заниматься с моей подругой Ольгой Леонидовной — она гениальный педагог. Лучше, чем я. Я с тобой всё равно сейчас не хочу общаться и видеть, Алиса, тебя не могу. Иди.