Анна Данилова - Два лица Пьеро [litres]

– Хотите сказать, что мы можем вот просто так сейчас взять да и отправиться к тебе в деревню? С детьми?

– Конечно! – Катя даже встала, руки в боки, счастливая, пьяненькая, – У нас там, поди, и вишня уже поспела. Да и огурцы, наверное, пошли. Водки, правда, нет.

И она расхохоталась.

– Как хорошо, что у меня с утра болела голова и я не опохмелилась, – сказала Женя, – Ну, что, собирайтесь!

В деревню приехали к вечеру. Соседку встретили, когда она как раз выходила из калитки с миской, полной свежих яиц.

– Вот спасибо, Верунчик, за яйца! А мы тут целой гурьбой!

Соседка нехотя отдала миску с яйцами. Женя, понимая, что происходит, и то, в каком состоянии находится подвыпившая Катя, отозвала соседку в сторону и сунула ей несколько тысячных купюр:

– Вот, держите. И спасибо, что следили за хозяйством Кати.

– Спасибо, – поблагодарила соседка, пахнущая молоком и потом уставшая немолодая уже женщина в белом платочке на голове. – Я и огурцы поливала, и кабачки. Там полно уже. Помидоры еще только завязываются…

Через несколько минут соседка принесла банку теплого парного молока.

Закат золотил верхушки яблонь, птицы заливались, и такое спокойствие разлилось вокруг, что Вика остановилась у калитки и принялась с чувством вдыхать в себя настоянный на травах воздух.

– Катя, здесь просто рай.

– Потому и не хочу в город… Айда в дом… Мальчишки! Бегом в огород, проверьте, полито там все или нет. Если нет, берите шланги…

Она оказалась в своей стихии. Даже как будто бы успокоилась. Вика зачем-то взяла веник и принялась подметать двор.

– Да оставь… – махнула рукой Катя, – Пойдемте в дом, там прохладно. А хотите свежего молока?

– Хотим! – хором ответили Вика с Женей.

Ванечка с Машей начали капризничать еще в машине.

– Они хотят спать, – сказала Вика, отложила в сторону веник и по очереди унесла детей в дом, укладывать спать. Вернулась очень быстро. В купальнике.

– Девочки. Не знаю, как вы, а я пойду искупаюсь…

Женя замерла, прислушиваясь к звукам в деревне. Где-то мычали коровы, лаяли собаки. Деревня тонула в густых разросшихся садах. Небо над крышами начало наливаться смуглым золотом.

– А твой точно в СИЗО? – спросила Женя, оглядываясь, словно боялась увидеть где-то рядом опасного и неуправляемого Семена.

– Да точно, не боись. Антон, накопай червей для завтрашнего! – крикнула она куда-то в сторону дальнего участка.

– Ладно! – отозвался мальчишка издалека.

– Я-то купаться не стану, – сказала Катя. – Но вот на лодке бы прокатилась, а, Женька?

– На лодке… Класс!

– И я с вами! – воскликнула Вика и тут же добавила: – Я ненадолго! Окунусь и вернусь в дом, к детям.

На песчаном берегу небольшого пруда с оранжевой, словно огненной, закатной водой не было никого. Местные уже и коров подоили, и кур заперли, и теперь отдыхали, смотрели телевизор, грызли семечки, ужинали или гоняли чаи.

Вика с разбегу, вспенивая воду, бросилась вплавь.

– Девочки, вода, как парное молоко! – И помахала им, стоящим на берегу.

– Мне, что ли, здесь дом купить… – мечтательно сказала Женя, сбрасывая с себя халатик, – Или построить?

– Да делать тебе нечего – дом здесь строить… В такой дыре… – проворчала Катя, подоткнув свое желтое платье, вошла в воду и притянула за веревку запутавшуюся в густых камышах длинную узкую деревянную лодку, – Слава тебе господи, весла на месте. Но ее точно брали, вон видишь, две рыбки дохлые… Рыбачили, мать их… Ненавижу, когда чужое берут.

– Катя, что-то неспокойно мне… А что, если твоего мужика отпустили и он уже в доме?

– Да а что он сделает, им-то? Он же не зверь какой!

– А тебя вон как разукрасил!

– Не отпустят его, я точно знаю. Я же назад заявление не забирала. Ну, что, поплыли?

Женя забралась на лодку и села на корму. Катя ступила на дно – лодка сразу просела.

– Не течет? – спросила Женя. – Что-то она какая-то… Как игрушечная.

– Нет, не течет, иначе была бы уже полна воды… – она оттолкнулась веслом от берега, и лодка мягко двинулась от берега.

Катя села, взялась за весла, и лодка заскользила по сверкающей золотой воде.

– Девочки, я домой! Счастливо оставаться! – Вика, счастливая, задрав над водой голову с высоко подобранными волосами, проплыла мимо лодки, вышла на берег, стройная, но совсем белая, в черном раздельном купальнике, попрыгала на одной ноге, вытряхивая воду из уха, потом отжала волосы, набросила на плечи полотенце и пошла по тропинке в сторону дома.

– Чао-какао!

– Пока! – помахала ей рукой Женя.

– Нет, ты видела его? – спросила Женя, заглядывая в глаза Кате.

– Кого? – не поняла та, задумавшись.

– Горана. Сволочь эту?

– А…

– Красивый гад, в такого влюбиться – и умереть сразу…

– Ты что?! Скотина он, а ты уж, поди, влюбилась, – она фыркнула, – Да у него, кобеля такого, знаешь, сколько баб?

– Знаю.

– Да? И сколько же?

– Миллион… Ой, рак… живой! – вдруг взвизгнула Женя, вскакивая с места, – Он схватил меня за палец!!!

– Откуда здесь быть ракам-то? – Катя, грузная, тяжело поднялась, пытаясь разглядеть рака, лодка покачнулась, и тут Женя неожиданно, с силой ударила ее по спине двумя трясущимися руками и столкнула в воду, взялась за весла и начала грести, ничего уже не видя перед собой.

– Ты… чего… о…ела, что ли? – прохрипела в смертельной панике, отплевываясь и продолжая глотать воду, Катя. – Я ж потону, бл… Ты что, мать, с глузду съехала?

Ее большие, расширенные от страха глаза не закрывались даже тогда, когда она, теряя силы, погружалась с головой в прохладную и страшную темную мутную воду.

Женя, отплыв от тонущей Кати метра на три, смотрела, как та барахтается в пузырящемся под водой желтом длинном платье, пытаясь удержаться на воде.

– Ты скажи мне, что я тебе такого сделала? – судорожно прикусив зубами свой кулак и чувствуя, как горло ее словно кто-то стиснул, просипела Женя. Ей казалось невозможным то, что происходило на ее глазах.

– Сука, я ж потону… – Хлебнув черным, открытым для дыхания ртом холодной воды, и после с трудом прочистив горло, каким-то уже не своим голосом, по-звериному, гаркнула Катя.

– Так тони!

– У меня ж дети! Брось мне весло!!!

– А ты подумала о моих детях, когда стреляла по ним? – Женин крик электрическим фальцетом разрезал воздух.

– Так не убила ж… – И Катя издала такой отвратительный горловой звук, снова хлебнув воды, что Женя, вот только что услышав ее неосознанное признание, содрогнулась. – И никто ничего не докажет!

Сколько же презрения, сколько злобы было в ее словах, тоне! Вокруг нее, тонущей, кругами расходилась не вода, а словно сама ненависть!

– А если бы убила, а? Тварь ты конченая!

– Так не убила ж! – повторила Катя уже совсем чужим, незнакомым Жене низким голосом.