Юджин Бердик - Гарантия безопасности

Блэк подошел к длинному столу для совещания, установленному в центре зала. Внушительная глыба, нечто среднее между столом заседаний совета директоров крупной компании и столом аспирантского семинара. Вдоль стола — аккуратные ряды кожаных кресел с высокими спинками. Перед каждым — тщательно приготовленный комплект: большой толстый блокнот и по бокам его два карандаша. По центру стола, через равные интервалы, расставлены термосные фляги и казенного вида кружки. Сбоку от стола, вдоль стены — так называемая «резервация»: два ряда кресел чуть попроще, тщательно подобранных, чтобы показать, что их занимают лица ответственные, но все же не столь ответственные, как сидящие за столом. Аппарат, отделенный от стола невидимым барьером; конечно, окажись за столом свободное место, его не возбранялось занять. Но никто еще из «индейцев резервации» не позволял себе подобной ошибки. Как бы ни снедало его желание усесться за большой стол, он никогда не сядет туда раньше времени.

В зале собралось уже около двадцати человек, более половины из них — в военной форме и похожие друг на друга: седеющие, крепкие, властные мужчины средних лет. Интересно, власть ли накладывает отпечаток на их облик, подумал Блэк, или они получили власть благодаря соответствующему облику. И проводил взглядом Старка, переходящего от одной группы к другой. Старк был явно доволен собой. Нейтрализовав выступление Блэка с неудобными для него, Старка, положениями, ставящими под сомнение убедительность дальнейшего наращивания военного потенциала как фактора сдерживания, Старк мог смело рассчитывать, что сегодня успех останется за ним и Гротешелем.

Эти брифинги, полезные и необходимые, становились все более неприятны Блэку. Разногласия выявлялись с трудом, но, коль скоро уже были выявлены, рассматривались и оказывались неразрешимыми. И как бы ни был Блэк предан стратегической авиации, как бы ни любил людей, с которыми работал в рядах и вне рядов ВВС, последние пять лет его не оставляло постоянно растущее ощущение, что «развитие событий» вышло из-под контроля.

Попытки рассчитать намерения и потенциал советской стороны начались как естественные и непосредственные упражнения в решении логических задач. Но на каком-то этапе логика стала столь запутанной, вовлекла столь большое количество факторов, в систему вошло столько новых корректив, что Блэк уже не мог воспринимать ее иначе, чем некий сюрреалистический мир.

Мы достигли с ними паритета, обрели превосходство и разгадали их намерения. Но затем они провели серию испытаний, добились превосходства над нами и разгадали наши намерения. А затем мы догадались, что они догадались, что мы догадываемся. И это при том, что еще годы назад обе стороны создали потенциал, способный уничтожить друг друга, даже получив сокрушительный первый удар.

На совещаниях Блэка часто охватывало ощущение, будто они полностью утратили чувство реальности и болтались без руля и без ветрил в своем собственном невероятном мирке. И дело вовсе не в стратегической авиации или Пентагоне, думал Блэк. Дело в Белом доме, Кремле, Даунинг-стрит, 10, Париже, красных китайцах, пацифистах, оголтелых правых, самонадеянных левых, НАТО, ООН, вкрадчивых телекомментаторах, участниках маршей мира, участниках воинственных демонстраций… Короче — во всех. Всех опутала фантастическая сеть логики и алогичности, факторов и фантазии. Никто не производил ощущения цельности. Никто не оставался до конца разумен. И все были предельно искренни.

Блэк помнил, когда начал испытывать чувство нереальности происходящего, — несколько лет назад Гротешель в качестве аргумента привел пример Кана: что может произойти, если американская подводная лодка-ракетоносец случайно выпустит ракету по своим.

У командира подводной лодки хватит времени установить радиосвязь и объяснить случившееся, поставить в известность командование стратегической авиации. Все присутствующие согласно кивнули, полагая на сем пример исчерпанным. Нет, настоятельно возразил Гротешель. Советские радары засекут полет ракеты, поймут, что несчастный случай произошел у нас, и зарегистрируют взрыв. Но их обеспокоит наша возможная реакция. Как русские могут быть полностью уверены в том, что мы знаем, что нас поразила наша же собственная ракета? А что, если они испугаются нашего «ответного удара» и, подстегиваемые своими опасениями, в смятении нападут на нас? Не будет ли для советской стороны лучшим решением в подобной ситуации нападение на США? И в самом деле, не окажется ли подобное решение оптимальной тактикой для обеих сторон, даже знай они, что произошел несчастный случай и с кем?

Тогда, вспоминал Блэк, мы ушли от поставленной проблемы самым трусливым, самым дешевым способом: вынесли резолюцию о необходимости предусмотреть все возможные меры по предотвращению несанкционированных запусков ракет.

Снова больно царапнула мысль — а не следует ли уйти в отставку? Эта мысль неотступно терзала его уже давно. Странно, подумал Блэк, совесть и принципы ничуть не беспокоили бы меня, служи я чуть ли не в любом другом виде вооруженных сил кроме того, который люблю. Но стратегическая авиация и его собственное место в ней (функция связующего звена между оперативно-тактическим командованием, управлением стратегического анализа и управлением обработки информации) заставляли воспринимать подобные потаенные мысли как первостатейную ересь. Но почему они терзали его куда больше, чем всех остальных? На внешний взгляд все выглядели довольными и счастливыми на своих постах, но как знать? Ведь и он со стороны казался столь же безмятежным.

Движение в противоположном углу зала привлекло его внимание. Вот он, Гротешель. Будто выходя со вчерашнего коктейля, раскрыл дверь и шагнул прямо в Пентагон: все та же уверенная, напористая, агрессивная манера держаться. Та же походка. Вместе с Гротешелем шли Уилкокс, Каррузерс, начальник штаба ВМФ и представитель Совета национальной безопасности Аллен.

Появление «больших шишек» было замечено всеми присутствующими. Еще секунду назад здесь царила непринужденная спокойная атмосфера. Теперь же зал как бы застыл по стойке «смирно». Этот эффект складывался из многих мельчайших деталей, которые было бы трудно даже определить. Он больше всего подчеркивался стремлением каждого вести себя так, будто начальством здесь и не пахло.

Гротешель прошел во главу длинного стола, после чего все начали рассаживаться. Стало ясным, что министр обороны то ли не придет совсем, то ли задерживается, но в любом случае дал указание начинать.

Старк легко и умело произнес вступительное слово. Затем в своей обычной, слегка покровительственной манере заговорил Гротешель. Он объявил тему: случайно начавшаяся война. Эта тема последнее время начала муссироваться органами массовой информации. Появился ряд журнальных публикаций. Военные же, естественно, уже много лет детально отрабатывали подобный вариант.