Иван Козлов - Мой брат, мой враг

Бильбао вышел на берег, лицо его было скучным, спокойным, усталость ни буквой не прочитывалась на нем. Сел, протянул руку за пластиковым стаканом с вином. Выпил, бросил стакан через плечо:

— Эх, хорошо!

И легонько хлопнул Верку по чуть отвисающему заду:

— Ты здесь какими судьбами?

Коленька опять оглянулся. У грибка уже никого не было.

Кобылкин увидел идущего между мясных рядов Бильбао и тотчас рванул ему навстречу:

— А я уж думал, не приедешь. Прямо испугался. Сегодня вон продавцов сколько… Ты чего, один прибыл?

— А вы скольких ждали?

— Ну, не знаю. — Кобылкин пожал плечами. — Только эти, которые обчищают нас, они амбалы — будь здоров, етить их…

— К обеду, значит, приходят?

Продавец взглянул на часы:

— Да когда как. Может, через час объявятся, может, позже. Милиционеры пока ходят, вон они, видишь? Вот когда исчезнут, тогда, минут через десять, этих налоговиков и ждать надо.

— С какого ряда они обычно обход начинают?

— С нашего. А вообще-то последний раз был такой разговор, чтоб кто-то из продавцов дань сам собирал и им только передавал.

— Вот и хорошо. Скажешь, что дань уже собрана и находится у меня.

— Бильбао, они ведь шуток не понимают.

— Да я по шуткам и сам не большой специалист.

Бильбао ленивым шагом прошествовал вдоль рядов к выходу, вышел в маленький скверик, где у кустов желтой акации стояли тяжелые скамьи, сваренные из стальных труб и влитые в цемент. Скамьям этим было уже лет пять. Деревянные их предшественницы выдерживали от силы полгода.

На одной из скамей, обложившись газетами, сидел аккуратно одетый парень. Бильбао опустился рядом.

— И что там пишут?

Коленька по привычке поправил пальцем очки.

— Пишут, что мы посчитали их простаками, этих вымогателей. А они, оказывается, действуют мудрее. Во всяком случае, к телефонным кабинкам никто в течение получаса не подходил.

Бильбао прикрыл глаза:

— В чем же мы тогда не правы? Налоговики эти чертовы заявляются сюда, когда уходят милиционеры. Значит, кто-то должен тут крутиться, чтоб позвонить им и сказать, что патруль слинял с рынка.

— Вот в этом и есть примитивизм нашего мышления. — Коленька постучал кулаком по лбу. — Много книг про шпионов читали, все оттуда черпаем, а сами соображаем неважно. Пока я тут сидел, то понял, что у этих налоговиков есть много других ходов.

— К примеру?

— Ну вот один из вариантов. Сейчас появилась мода на сотовые телефоны: по ним можно позвонить с любой точки рынка. А есть, Серега, и такое предположение: менты получают мзду от фискалов, они же им и подают знак, и не из телефонной будки, на которую я глаза пялю, а по своей радиостанции.

— Я об этом варианте тоже думал, — кивнул Бильбао. — Его в голове держу, а что предпринять, не знаю. Но зато угадай, куда я всех наших послал?

— Ну, не пиво пить.

— Правильно. Я думаю, что если после ухода ментов налоговики через десять минут уже здесь оказываются, то где-то поблизости от рынка они на своей машине и дежурят. А поскольку, как говорит Кобылкин, подъезжают они на одном и том же красном «москвиче» с трещиной на лобовом стекле, то почему бы его и не поискать по переулкам?

— Тебе на сыщика надо было поступать учиться, а не на журналиста.

У центрального выхода из рынка показался милицейский наряд. Два сержанта, ощипывая виноградные кисти, скучающе прошли мимо скамьи, и Коленька проводил их долгим взглядом.

— Следишь, воспользуются они или нет рацией? — попытался угадать Бильбао.

— Нет. Другое на ум пришло. У ментов ведь наверняка есть маршрут, они постоянно одним и тем же путем ходят, понимаешь? И если так, то не стоит никому звонить, надо лишь стоять в определенном месте и ждать, когда они пройдут мимо тебя. Уже в машине можно ждать, сечешь? К примеру, у «Детского мира», они ведь в ту сторону идут, и там стоянка есть. Увидел, включил зажигание… Во, Сиротка летит.

Сиротка, так казалось издали, действительно летел. У него была странная прыгающая походка, а растопыренные руки при этом почти не работали и напоминали крылья самолета.

Лицо его сияло.

— Бильбао, представляешь, мы засекли «москвич»!

— У «Детского мира», на стоянке, — чуть улыбнувшись, ответил тот.

У Сиротки округлились глаза.

— Кто успел?.. Да никто не мог успеть! А если ты это знал и раньше, то на кой черт нас гонял? Я что тебе, мальчик?

Бильбао взглянул на часы, еще раз сказал Коленьке, что надо делать дальше, а сам направился к мясным рядам. Коленька же и ответил Сиротке на его вопрос:

— Не обижайся. Мы высчитали это только что.

— Свистишь! Как можно такое высчитать?

— Ну, если голова на плечах есть… А у Сереги она есть.

— Братан — человек! — согласился Сиротка, но обида в голосе осталась. — Только как он мог высчитать? Это не высчитаешь, это тебе ведь не арифметика.

— Точно, не арифметика. — И Коленька поднялся со скамьи. — Это, Сиротка, как слух у музыкантов. Или он есть, или его нет. Так вот, у Бильбао слух как у Моцарта.

Крупный, даже жирный толстяк в черной водолазке по-бычьи выгнул шею и исподлобья взглянул на Бильбао:

— Я не понял, о чем ты вякаешь.

— Твои проблемы, раз не понял, — сказал Бильбао. — Я дважды ничего не повторяю. Иди гуляй, не отпугивай покупателей.

Продавцы, стоявшие поблизости за прилавками, вытянулись, застыли.

Толстяк сжал кулаки, шумно задышал. За его спиной стояли еще трое, все с короткой стрижкой и тоже в черном. Один из них, с кривым, как у боксера, носом, тронул за плечо уже готового рвануться в бой толстяка:

— Погоди, Толян. Это успеется. Я, кажется, старого приятеля узнаю. Бильбао, ты? С каких пор продавцом заделался?

Бильбао взглянул на задавшего вопрос: раньше, кажется, с ним не встречался. Тот тут же пояснил:

— Не вспоминай. Это я тебя хорошо запомнил, — показал на свой нос. — Твоя ведь работа. Ты кодлу сюда свою привозил, дрались мы из-за девок. А меня зовут Чех.

На Бильбао эти слова, кажется, не произвели никакого впечатления. Он даже зевнул:

— Тогда объясни своему бугаю, что драться я умею, а уж по этой роже не промажу.

Такой вызывающий тон подействовал на толстяка как красная тряпка на быка. Лицо стало пунцовым, маленькие глазки хищно сузились.

— Решим проблемы без крови, Бильбао, — миролюбиво, даже с улыбкой сказал кривоносый. — Говоришь, деньги с продавцов ты собрал? И хорошо! Пятьдесят процентов можешь оставить себе, но на будущее ищи другие территории. Эта — наша.

— Да, — вроде как согласился с ним Бильбао. — О будущем мы поговорить не успели. Так вот, о нем. На рынке в этих рядах теперь постоянно будут крутиться мои ребята. И если хоть кому-то из них вы даже пальцем погрозите… Понятно, да?

Кривоносый с сожалением вздохнул: