Полина Дашкова - Горлов тупик [litres]

– Выгнали вас? – Доктор взглянул на часы. – Ладно, идемте, минут десять у меня есть.

Юра давно хотел с ним поговорить, но поймать все не удавалось. Доктор привел его в свой маленький уютный кабинет с цветочными горшками на подоконнике и семейными фотографиями на столе.

– Присаживайтесь. Ну, вот, теперь все действительно хорошо, поводы для беспокойства, конечно, остались, все-таки возраст, но самое страшное уже позади.

– Самое страшное? – переспросил Юра.

Доктор кивнул.

– Осколки повредили бедренную артерию, кровопотеря была серьезная, в «Скорой» остановить не сумели, и у нас не сразу справились.

– Вы сказали, кровопотеря средней тяжести, – напомнил Юра.

– Пожалел вас, вы ж там рыдали, в реанимации, – доктор скупо улыбнулся, – на самом деле Мария Дмитриевна в рубашке родилась. В момент взрыва находилась достаточно далеко от эпицентра. Голова, грудная клетка, брюшная полость не пострадали. Повезло, что к нам привезли, а не в Склиф. Наши сосудистые хирурги лучше. Ну, и кровь ее группы вовремя подоспела…

Юра слушал, механически улыбался, благодарил.

Все эти дни он почти не спал, а если отключался, то снились кошмары про то, что могло случиться с мамой. Кофе пил литрами, очень много курил. В голове постоянно крутились подробности теракта, ни о чем другом думать и говорить не мог, в основном молчал, говорил только с Васей и только о взрывах. В душе образовалась ледяная черная дыра. Она не давала дышать, в ней умирали все внешние впечатления, запахи, звуки, воспоминания. Он физически ощущал эту черноту. В груди было пусто и холодно. Лишь сейчас, в кабинете доктора, чернота начала потихоньку рассеиваться, дышать стало полегче.

– Почему вы так внимательно смотрите на фотографии? – спросил доктор.

– Очень уж серьезный и важный малыш, к такому только на «вы» и по имени-отчеству, – медленно произнес Юра.

Доктор улыбнулся:

– Никита Антонович. Правнук, семь месяцев. А это внучка, Лена, мама Никиты Антоновича.

– Мама? Я думал, сестра. Сколько же ей?

– В апреле будет двадцать. Ушла в декрет со второго курса мединститута.

– Двадцать – возраст солидный. У Лены какое отчество?

– Васильевна. А это ее мама, моя дочка.

– Надежда Семеновна.

Доктор удивленно шевельнул бровями:

– Откуда знаете? Ах, да, я вашей маме рассказывал.

– Муж Надежды Семеновны, наверное, тоже врач? Василий…

Юра ожидал, что доктор опять улыбнется и назовет отчество Василия, но повисла пауза.

– Простите, я, кажется, задал бестактный вопрос.

– Все нормально, не извиняйтесь. – Доктор кашлянул и сухо отчеканил: – Надя не замужем, отчество Лениного отца я не знаю.

Дверь открылась, заглянула сестра:

– Семен Ефимович, там острую коронарную привезли, Алла Михайловна просила вас подойти.

– Да, сейчас, иду.

Юра вместе с ним вышел из кабинета, в коридоре сел на диван между пальмами. Закрыл глаза, прошептал: «Надя, Наденька, Найденыш» – и глубоко вздохнул. Чернота окончательно рассеялась, дыра исчезла. Мысленно он продолжал смотреть на фотографии. Елена Васильевна и Никита Антонович. Дочь и внук Безила Политта, несостоявшегося нелегала, несуществующего англичанина, нереально счастливого человека. Он прожил на свете меньше двух недель. Его нет, а они есть.