Станислав Родионов - Криминальный талант [сборник]

Работа и жизнь делали свое дело. С годами я перестал быть стеснительным — я сделался конфузливым. И с юношеских лет осталась скрываемая от всех и даже от самого себя невнятная зависть к нахальным, энергичным людям. Они, нахальные, энергичные, кажутся мне непременно счастливыми. Уж не говоря про здоровье.

Когда на следующий день пришел Смиритский, я, видимо, сконфузился. Еще бы, разыграл солидного человека. Впрочем, кто кого разыграл… Я не удивился, что Смиритский вроде бы ждал меня, и даже не удивился, что ему известно мое имя — нетрудно спросить в прокуратуре. Но откуда он знает меня в лицо? Заглядывал в кабинет?

— Извините, Мирон Яковлевич, за вчерашний визит.

— Я допускал эту возможность.

— Почему?

— В связи с кляузами на меня.

Темный костюм с чуть заметным блеском, который мог бы сойти и за сияние. Черный и тяжелый, со слабым фиолетовым отливом галстук казался сделанным из полированного камня. Белая рубашка наверняка похрустывает. Из-под твердого ослепительного манжета выглядывали японские часы. Перстень с крупным фиолетовым камнем. Неужели галстук подобран в тон этого камня? Не снабженец с завода «Химик», а маэстро.

— Ну что же, Мирон Яковлевич, рассказывайте про эти, как вы их зовете, кляузы.

— Разрешите сначала задать вопрос…

— Пожалуйста.

— Теперь следователи занимаются и гражданскими спорами?

— Разумеется, нет. Но сперва надо определить: гражданский спор или уголовное преступление?

Я уже не сомневался, что и гражданское, и уголовное право он знает не хуже меня.

— Сергей Георгиевич, тут нечего определять. Владимир Афанасьевич Мишанин пришел в клуб «Слияние» и обратился ко мне за психологической помощью. Я помог. Вышло так, что у меня на квартире он познакомился с моей сестрой. Это преступление?

— Мишанин утверждает, что знакомство было вами подстроено.

— Блистательная чушь! Неужели возможно предвидеть, что Мишанин воспылает страстью к моей сестре, ей понравится Мишанин и они вступят в брак?

— Ваша сестра обобрала Мишанина до нитки…

— Это их дела.

— Все-таки обобрала?

— Да, потрясла, но в рамках гражданского кодекса.

— По форме, а по сути?

— Про суть я вам скажу, и каждое мое слово Мишанин подтвердит. Он стоял перед ней на коленях, умоляя выйти замуж. Не суть? Она не хотела принимать машину в подарок, но Мишанин сказал, что если не возьмет, то эту машину он на ее глазах спустит под обрыв. Не суть? А как Мишанин плакал у меня дома и просил уговорить Веронику не разводиться с ним? Разве не суть, Сергей Георгиевич?

— Да, — согласился я, потому что люблю логичные ответы. — Но Мишанин заявил, что вы давили на его психику.

— Как?

— Взглядами, биоволнами и чем там еще…

— Сергей Георгиевич, я умею вторгаться в психику человека, но только при условии, что он сам того желает.

Разумеется, я не верил ему: и знакомство с сестрой подстроил, и все рассчитал, и бескостным характером Мишанина воспользовался, и внушил ему… Небось за тем самым белым хирургическим столом и в тех самых белых зубоврачебных креслах. Все так. Но следователь вникает лишь в такие нарушения морали, которые переросли в уголовное преступление.

— Теперь рассказывайте про фотографии с тенью.

— Видимо, Чарита Захаровна Лалаян вам уже рассказала. Но не все.

— Например?

— Некую малость. Как просила показать фотографию с тенью отцу и убедить его, что он не жилец и через неделю умрет.

— Зачем же? — спросил я, хорошо зная зачем.

— Дабы ускорить конец.

Верно, следователь разбирает только те нарушения морали, которые переросли в уголовное преступление… Но есть такие аморальные ходы, которые и не переросли, да хуже преступления. Допустим, Лалаян в ссоре избила бы отца — преступление. Покаялась бы, поплакала, осознала… Но она пальцем его не тронула — она молча желала немедленной смерти. И юридически не придерешься: не предъявишь же ей покушение на жизнь человека путем демонстрации ему фотографии с черной тенью…

Я посмотрел на Смиритского — он источал покой, силу и разумность.

Следователь руководствуется законом, но дышит нравственность. Защищает сирых и обиженных. А тут? Всеядный Вовик, хищная Чарита Захаровна и жуликоватый Смиритский. Клубок. Кого же от кого защищать?

— Мирон Яковлевич, а разве вы не знаете, что лечить без диплома запрещено?

— Во-первых, я окончил специальные курсы, приравненные к медицинским. Во-вторых, я не лечу, а облегчаю страдания. В-третьих, намерен открыть кооператив, для чего собираю документы.

— Будете облегчать страдания взглядом?

— В вашем вопросе слишком много иронии.

— Хорошо, станете облегчать страдания биополем?

— Думаю, врача бы вы так ехидно не спросили.

— Врач лечит по науке.

— Сергей Георгиевич, неужели вы не слышали про зоны Захарьина-Геда, про участки кожи, в которых отражается боль нездоровых органов? Неужели вы не знаете, что если эти зоны облучить биополем экстрасенса, то в органах наступает улучшение?

Разумеется, все это я знал хотя бы потому, что выписывал три научно-популярных журнала. Дошлые студенты кладут учебники под подушку, надеясь, что за ночь знания просочатся в голову. Годовые комплекты трех научно-популярных журналов лежали у моего письменного стола; я тепло поглядывал на кипы, радуясь, что они тут, под рукой, и кое-какие сведения, наверное, попадают в мое сознание наподобие невидимых вирусов. Впрочем, просматривать журналы я успевал.

— Итак, вы лечите биоэлектрическими потенциалами? — все-таки решил я оправдать деньги, затраченные на подписку журналов.

— Нет, я лечу биомагнетизмом.

— Это… как?

— Биолектрические потенциалы в мозгу и мышцах образуют магнитное поле. Вот им я и воздействую.

— В чем же разница?

— Биопотенциалы с трудом проходят сквозь кости черепа и мышцы. А биомагнитное поле проникает свободно. Будущее за биомагнетизмом.

— Так, — сделал я вид, что все понял. — Ну а темные и белые тени на фотографиях тоже объясняются биомагнетизмом?

В моем кабинете всепроникающий взгляд Смиритского не имел той силы, которая была на квартире. Видимо, не хватало родных стен или же белого цвета, который так хорошо оттеняет черное. Но все-таки потихоньку в меня что-то вползало — неприятное и тревожное.

— Сергей Георгиевич, в конце прошлого века общественность была взбудоражена загадочным эпизодом… Редактор журнала «Русская библиография» Буринский, любитель-фотограф, никак не мог сделать фотографии своей невесты. Лицо выходило в пятнах. Представьте себе, через несколько дней девушка заболела оспой и ее лицо покрылось натуральными пятнами. Пророческая фотография, не правда ли?

— Видимо, пленка и бумага схватывали то, чего еще не видел человеческий глаз. Но как объяснить, Мирон Яковлевич, ваши тени на фотографиях, их связь со смертью и жизнью?