Кэролайн Данфорд - Смерть в семье

Мистер Холдсуорт испустил душераздирающий вздох.

– Но тогда братья Уиртингтон окажутся один подле другого, а они много лет не разговаривают!

– Сословные соображения должны превалировать над личными, – сообщила я, подражая авторитетному тону матушки. – Но подумаем, что тут можно сделать. Расскажите мне все, что знаете о гостях, и мы постараемся набросать план рассадки, который обеспечит мирную атмосферу за ужином.

И мистер Холдсуорт рассказал. О столовом этикете дворецкий, может, и недостаточно знал, зато ему была известна вся подноготная приглашенных до самых интимных подробностей. Впрочем, к его чести, должна сказать, что от таких историй, которые могли бы вогнать меня в краску, он меня избавил, воспользовавшись скромными намеками. Лекция и составление плана рассадки заняли у нас полчаса.

– Я весьма впечатлен, Эфимия. План идеальный!

– Ну идеальным я бы его не назвала, но, по-моему, нам удалось соблюсти иерархию и при этом предотвратить возникновение конфликтных ситуаций.

– Где ты этому научилась?

– У матери.

– У матери? Кто же ты такая?

Я откинулась на спинку стула. Глаза болели оттого, что так долго пришлось разбирать мелкий витиеватый почерк на карточках.

– Теперь это уже не важно. Наверное, завтра меня уволят.

– Ты оказала мне огромную услугу, Эфимия. Но если сегодняшний прием пройдет неудачно, нас тут всех уволят. А если прием удастся на славу, весь штат прислуги будет благодарен в первую очередь тебе.

Я фыркнула, и будь рядом моя матушка, она бы упала в обморок от такого поведения.

– Боюсь, весь штат прислуги невысокого мнения обо мне.

– Я никогда не думал о тебе дурно.

Эти слова мистера Холдсуорта прозвучали так ласково, что у меня защипало глаза от подступивших слез.

– Я внучка герцога! – внезапно выпалила я. – Дед лишил мою мать наследства, когда она вопреки его воле заключила неравный брак. Мой папа был викарием.

– Значит, в тебе сочетаются благородство и духовность. И, осмелюсь сказать, ответственность, раз ты пошла искать работу из-за трудных финансовых обстоятельств семьи.

– У меня есть младший брат.

– Стало быть, жестокость твоего деда не передалась через поколение.

Мне внезапно захотелось рассказать ему все без утайки – после смерти отца никто еще не говорил со мной так долго и с таким теплым участием. Появилось неодолимое желание уткнуться носом в плечо мистеру Холдсуорту и оросить его девичьими слезами. Но после признания в том, что я герцогская внучка, нельзя было позволить себе разрыдаться на плече у дворецкого.

– Родственники могут быть очень жестокими, – продолжал мистер Холдсуорт. – Моя племянница…

Он не договорил, потому что из-за двери донесся шум – двое мужчин спорили на повышенных тонах. Слов разобрать я не могла, но узнала голос мистера Бертрама и сразу вскочила:

– Мистер Холдсуорт, я пойду, мне нужно повидаться с мистером Бертрамом.

В глазах дворецкого мелькнула тревога, он протянул ко мне руку: «Эфимия!..» – но поймал лишь воздух – я уже выскочила в коридор.

– Бизнес?! Опять этот чертов бизнес! Поставлять в Африку ружья, из которых будут расстреливать местное население, – ты называешь это честной торговлей?!

– У тебя хватает наглости читать мне мораль, братец? Да кто бы говорил! Уж меня-то ты не одурачишь! Если бы тебя это действительно волновало, ты давно сбежал бы из дома!

– Я остался из-за отца!

– Чушь собачья! Ты его терпеть не мог! Мы все его ненавидели, даже драгоценная мачеха!

Я пулей взлетела по лестнице, но на верхней ступеньке остановилась. Имею ли я право вмешаться в ссору двух братьев? Я твердо решила покинуть поместье, едва будут раскрыты два убийства, и уже не считала себя служанкой. Если честно, я думала о себе как о тайном агенте мистера Бертрама, но прекрасно понимала, что тут он вряд ли согласился бы со мной. И еще я ничуть не сомневалась, что для мистера Ричарда остаюсь всего лишь ничтожной и докучливой прислугой. Что меня волновало, так это насколько докучливой я ему кажусь и что он может предпринять, чтобы избавиться от раздражающего фактора в моем лице. Так что меньше всего на свете мне хотелось лишний раз попасться ему на глаза. Однако сейчас у меня не было выбора – поговорить с мистером Бертрамом как можно скорее было очень важно.

Я медленно преодолела последние ступеньки, решив, что, если тихонько встану в самом конце холла, возможно, мне удастся привлечь внимание того брата, который нужен.

Ссора между тем разгорелась нешуточная, мистер Ричард с багровым лицом метал громы и молнии:

– Черт тебя побери, Берти! Ты мне тут проповеди читаешь, а сам притащил в дом свою шлюху и думал, что я буду ей платить! – Он нацелил указующий перст прямо на меня.

Остаться незамеченной не удалось. Я сделала несколько шагов, чтобы мистер Бертрам меня тоже увидел:

– Прошу прощения, но мне очень нужно с вами поговорить…

– Убирайся на кухню, девка! – рявкнул мистер Ричард.

– Эфимия! – в отчаянии воскликнул мистер Бертрам. – Сейчас неподходящее время!

– Но…

Тут оба Стэплфорда воззрились на меня и хором заорали:

– Прочь!

Признаться, я не привыкла к такому грубому обращению. Поэтому подхватила юбки и помчалась вниз по ступенькам. У меня за спиной возобновилась ссора, и, стыдно сказать, теперь в бурном диалоге слишком часто упоминалось мое имя.

Внизу лестницы я чуть не столкнулась с мистером Холдсуортом.

– Возможно, сейчас самое время тебе сходить на почту и отправить то письмо матери, – сказал он. – Пусть тут пока все немного уляжется.

Долго убеждать меня ему не пришлось: в доме я задержалась всего на несколько минут, чтобы взять конверт и плащ, и вскоре уже шагала по подъездной аллее. Воздух по-прежнему был свежим и колючим от мороза. Вокруг в природе царили тишь да гладь, и немного этого спокойствия передалось моей душе. Сердце перестало бешено колотиться, дыхание выровнялось, щеки перестали пылать. С моих плеч будто сняли тяжелое бремя, и мне стало казаться, что, если я сейчас подпрыгну – зависну в воздухе и полечу. Вне стен Стэплфорд-Холла я чувствовала себя легкой как перышко.

Если в доме заметят мое долгое отсутствие, миссис Уилсон не преминет этим воспользоваться, чтобы вышвырнуть меня с работы. Но ускорять шаг не хотелось – я неспешно прогулялась по полям и вышла к деревне.

Впереди к почте направлялась пожилая леди в очень желтой шляпе и с большой корзиной из ивовых прутьев. Когда я тихонько вошла в здание, она уже беседовала со стоявшей за прилавком работницей почты – женщиной средних лет в неуместном летнем капоре с цветочками. Они дружно обернулись ко мне.

– Чем могу помочь? – спросила женщина за прилавком.