Ирина Комарова - Список опасных профессий

Вечером, дома, я получила свою минуту славы. Маринка явилась домой, когда я ужинала, и тут же отодвинула от меня тарелку с картошкой.

— В магазине была? Букет заказала? Рассказывай все подробно!

— Ничего интересного там не было. — Я потянулась за тарелкой, но сестренка ловко перехватила ее и переставила на плиту.

— А что было?

Не драться же мне с ней из-за ужина! То есть я бы уже и не возражала отвесить ей пару оплеух, но маму расстраивать не хочется. У нее тоже нервы не железные. Я сдалась и коротко рассказала о походе в «Лилию».

— И если ты отдашь мне картошку, я скажу, где лежит фотография букета…

— Ха! А то я сама не знаю!

Естественно, она умчалась потрошить мою сумку, даже не подумав вернуть тарелку на место, пришлось мне самой вставать. Зато через минуту я испытала всю прелесть сестринской любви и нежности: Маринка влетела на кухню, обняла меня и поцеловала. Теперь уже мне пришлось проявлять чудеса ловкости — еще немного, и мой ужин разлетелся бы по полу. Мариночка, когда расчувствуется, широту жеста не рассчитывает.

— Вау, Ритка, классно! Именно то, что я хотела! И с бутоньеркой ты здорово придумала, молодец! Совсем другая картина: я с букетом, Боря с бутоньеркой в петлице… мы будем самой красивой парой! Пойду маме покажу!

И тайфун по имени Марина помчался в комнату. Я выдохнула и снова взялась за вилку. Но спокойно закончить ужин мне, разумеется, не удалось. Маринка, со всеми свадебными хлопотами, аппетит потеряла окончательно и искренне считала, что окружающим тоже вполне достаточно двух ложек мюсли на воде утром и баночки йогурта в обед. То, что я мюсли вообще на дух не переношу и что работа у меня требует больших энергетических затрат, которые надо восстанавливать полноценным питанием, в расчет не принимается. Нет, картошку я доесть успела, а вот какао только в чашку налила (я знаю, знаю, что какао — это напиток утренний, ну и что? А я люблю и вечером, после рабочего дня, в покое и уюте выпить чашечку горячего какао!), как сестрица снова нарисовалась на кухне.

— Ритка, ты уже закончила? Пойдем быстрее…

— Я не закончила, — перебила я и показала Маринке чашку. — Я еще какао не выпила.

— Подумаешь! Бери с собой и пошли в комнату! Мы там с мамой гостей рассаживаем и совсем запутались — срочно нужна твоя помощь!

В первый момент я подумала, что Маринка окончательно рехнулась — какие гости и где они с мамой их рассаживают, — но, когда вошла в комнату, поняла, в чем дело. Мама нарисовала на большом листе бумаги что-то вроде буквы «П» — схему стола. Пронумеровала места, и теперь они с Маринкой, сверяясь со списком гостей, прикидывали, кого куда посадить. И мама еще не потеряла надежду привлечь к этому увлекательному занятию отца.

— Сережа, ты как думаешь, консерваторских подружек всех рядом посадим или лучше их с Бориными друзьями перемешать?

— Я знаю только одно, — он на мгновение высунулся из-за газеты, — молодожены сидят в центре. Рядом с ними свидетели и родители. Все. Остальные пусть садятся, как хотят, лишь бы мест хватило.

— Какой смысл их перемешивать, если у Борьки все друзья женатые и с женами придут? — Маринка сосредоточенно грызла карандаш. — Девчонок надо вот на этот край, оттуда удобнее выходить танцевать.

— Хорошо, твоих сюда. — Мама сделала на схеме пометку. — А тетю Надю с дядей Костей надо поближе к молодым. Они старые люди и обидятся, если их на край засунуть.

— Может, нам с Борькой им свое место уступить? — язвительно поинтересовалась Маринка. — Чтобы они не обижались?

Да, похоже, без меня здесь действительно не обойдется. Маринка со своей предсвадебной лихорадкой начинает перегибать палку. Еще немного, и она окончательно расхамится, мама не выдержит и обидится, папа встанет на ее защиту — обычно он в наши женские разборки не вмешивается, но маму расстраивать не позволяет. На чьей стороне ввяжусь в свару я, пока не ясно, но Маринка в любом случае расплачется, и мама, скорее всего, тоже. Потом мы все будем долго выяснять отношения и просить друг у друга прощения, а осадок все равно останется. Нам это надо?

Я решительно шагнула в комнату, оттесняя сестру в сторону.

— Конечно, мы посадим их поближе к центру. В крайнем случае, мы с Гошкой подвинемся. Кто у нас еще есть из почетных гостей, всех в центр…

— Я в Интернете смотрела, и там сказано, что места мужчин и женщин обязательно чередовать, — снова влезла Маринка. — Но женщина не должна оказаться крайней!

— Я тоже это читала. — Мама положила карандаш и взяла в руки список гостей. — Но это по европейским правилам. Там еще было сказано, что супруги, кроме молодоженов, не должны сидеть рядом. А у нас такое не принято.

— Интересная идея! — оживилась Маринка. — Если разбить пары Борькиных приятелей и подсадить к ним моих девчонок…

— Но идея хороша! — выразительно пропела я. — Ты действительно хочешь, чтобы твоя свадьба закончилась грандиозным скандалом, с дракой и битьем посуды?

— А что? — неожиданно хихикнула мама. — Какая свадьба без драки? И вспомнить потом нечего будет.

Папа опять выглянул из-за газеты, посмотрел на свою дражайшую половину с некоторым удивлением и снова спрятался.

— Нет, — строго сказала я. — Пьяную драку мы планировать не будем. Сейчас мы всех распределим так, что на нашей свадьбе будет исключительно мир, дружба, жвачка!

— Выпивка и жрачка! — радостно подхватила Маринка. — Я же говорила, без тебя, Ритка, нам не обойтись. Здесь требуется конкретное логическое мышление математика.

— Правильно. — Я устроилась рядом с мамой и взяла карандаш. — Поэтому лиц с абстрактным музыкальным мышлением просим заткнуться и не мешать!

Мама укоризненно покачала головой (когда кто-нибудь из дочерей употребляет, скажем так, неделикатные слова вроде «заткнись», это оскорбляет ее, как педагога-словесника), но замечание делать не стала.

Я уже сделала основную работу, остались только непринципиальные мелочи, когда зазвонил телефон. Сначала мама, потом Маринка проверили свои мобильники.

— Рита, это твой!

Я похлопала себя по карманам, вытащила сотовый и пожала плечами.

— Мой молчит.

Телефон на мгновение умолк и тут же заверещал снова.

— Ой! — Я вспомнила про мобильник, который дал мне Гошка, и бросилась к сумочке. Торопливо вытащила надрывающийся аппарат и нажала на кнопку: — Я слушаю!

Из-за всей этой суеты голос мой прозвучал громче и, наверное, злее, чем обычно. По крайней мере, мама с Маринкой удивленно переглянулись.

На звонящего (я не сомневалась, что это Паршин, но пока пусть будет так, неопределенно — звонящий) это сердитое карканье тоже произвело впечатление — несколько секунд ничего, кроме частого дыхания, не было слышно. Я вышла из комнаты в коридор и уже не громко, но достаточно язвительно спросила: