Елена Арсеньева - Имидж старой девы

– Быстро сообразил, – одобрительно сказала дама. – Ты, когда на него посмотришь, сам поймешь, что дело тут очень даже нечисто.

Бергер в сомнении покачал головой. Он не очень-то верил в безгрешных агнцев, которых некое исчадие ада накачивает спиртным и укладывает под колеса движущегося транспорта. Просто так, по принципу: «Что бы такого сделать плохого?» Наверняка этот молодой человек постарался сделать чью-то жизнь невыносимой, вот и получил по заслугам. С другой стороны, его, Бергера, приятельница – особа весьма проницательная. То есть пуркуа бы и не па этому парню оказаться агнцем? Однако женщины очень жалостливы. Особенно если объект жалости – какой-нибудь красавчик…

Бергер отлично знал, кем был в прошлой жизни. Отнюдь не суровым тевтонским рыцарем! И даже не венецианским мавром, с кого писал свою трагедию великий Шекспир. Он был просто Плюшкиным. Вот ведь и не нужна тому вещь, а из рук не выпускал. Так и он, Бергер. Ну не любишь женщину – так чего бесишься от ревности? Бюргер ты, не Бергер. Мелкий собственник! И он ощутил, как неприязнь к этому якобы страдальцу и полное нежелание прийти на помощь ближнему крепнут и разрастаются в его душе.

– Он твой клиент, что ли? – спросил хмуро.

– К сожалению, нет, – кокетливо призналась дама. – Мои клиентки – две шлюхи с Автозавода, которые едва не убили одного нехорошего человека. Он с подельником подряжал их в Эмираты – зарабатывать сам понимаешь чем. Смастрячили девчонкам поддельные паспорта, но тут осечка и вышла. Скинули их с дистанции в аэропорту, одного мужика повязали, второй затеял было искать товарища и стращать девулек, которых подозревал в доносительстве, неминучей расплатой, но они оказались не из пугливых. Отняли у мужика пистолет и выпустили в него пару пулек. По счастью, не убили, только ранили. Хотя его спасение можно тоже назвать чудом, как и спасение того красавчика.

«Ага-а! – мрачно подумал Бергер. – Я так и знал, что он непременно окажется красавчиком!»

– Мои клиентки убивали этого вербовщика проституток на самой окраине Автозавода, в какой-то рощице; там и бросили. Место безлюдное – днем, а по ночам там тусуются пацаны, отрываются на полную катушку, жгут костры, засасывают пузыри и отъезжают кто как может и что кому по карману.

Бергер покачал головой. Рассказ Чехова «Душечка» – вершина постижения женской натуры. Мимикрия – вот основное ее свойство. Его подруга, это бело-розовое пирожное безе, в совершенстве владеет неформальной лексикой. Кстати, инвективной тоже, причем в таком объеме, что даже Бергер, отнюдь не пансионерка, иногда краснеет.

– Вот эти-то, не побоюсь сказать, юные пионэры и обнаружили нашего недобитка, – продолжала его «душечка». – И тотчас доказали, что на нашу молодежь льют помои совершенно напрасно, ничто человеческое ей не чуждо. Плюнули на свои криминальные игры, не поскупились включить мобилу и вызвать «Скорую». Отвезли недобитого в ближнюю больницу, а уже на другой день пострадавший смог дать первые показания милиции, поскольку обо всех случаях с огнестрельными ранениями врачи обязаны докладывать в органы, что ты и сам знаешь. Девчонок моих он описал подробнейшим образом, назвал их фамилии, имена, отчества, ну, а тамошние ребята своих лялек знают наперечет. Мигом выловили их на рабочих местах, законопатили… Правда, одна из них вымолила – уж не знаю, каким местом! – разрешение позвонить. Сообщила отцу, а отец у нее не кто-нибудь, а депутат Госдумы, ты представляешь?! Что характерно, от Нижегородской компартии.

– В семье не без урода? – хмыкнул Бергер.

– Точнее, не без двух, – уточнила дама. – Папашка – еще та какашка! Даже неизвестно, кто из них двоих хуже: эта малолетняя преступница или он, лицемер и фарисей, вдобавок записной алкаш. А впрочем, он богат до безобразия, как и все эти мизерабли, Жаны Вальжаны недоделанные, поэтому я и не отказалась на него работать, когда он начал умолять спасти доченьку. Да и знакомы мы сто лет, он ко мне когда-то клинья бил, только я терпеть не могу идейных идиотов!

– Слушай, – чуточку сконфуженно сказал Бергер, – извини, что перебиваю, но ты не объяснишь мне, кто такие эти самые мизерабли, а? Очень часто слышу последнее время это слово, а понять не могу.

У него уже вяли от словесных инвектив уши, а по опыту он знал, что вернуть даму на путь нормальной лексики можно только одним способом: спросить у нее что-нибудь этакое, заумное. Ее хамелеонская натура тут же срабатывала, и дама опять превращалась в интеллектуальную карамельку.

– Мизерабль – по-французски отверженный, – пояснила она. – У Виктора Гюго роман такой есть – «Отверженные», главный герой – раскаявшийся каторжник, благородный мизерабль Жан Вальжан, типа, невинная жертва жестокого буржуазного общества. Сделался божьим промыслом очень богат и всего себя отдал добрым деяниям. Наши, отечественные бывшие каторжники и мизерабли разбогатеть-то разбогатели, да вот никак не решатся встать на следующую ступеньку. Как говорится, труд может превратить обезьяну в человека, а богатство – наоборот.

Дама перевела дух.

– Ну вот, – проворковала она. – Я пытаюсь сделать из его дочки и ее подружки невинную жертву тех, кто обманом вывозит русских красавиц в Арабистан и Турцию, на потеху всяким черномазым развратникам. Выпросила разрешения повидаться с раненым. Поговорить с ним, выяснить, как настроен… Приехала в эту богом забытую больничку, нанюхалась жутких вонизмов типа тушеной капусты и жареной тухлой рыбы… есть, есть вечные ценности, можешь мне поверить! – вошла в палату на шестнадцать человек…

– На шестнадцать?! – в ужасе вскричал Бергер. – Быть того не может!

– Ну на восемь, какая разница? – Он просто-таки услышал , как его приятельница дернула плечиком. – Вот уж где мизерабли в полном смысле слова! И вдруг я вижу среди них знакомое лицо…

– Того самого парня? – суховато осведомился Бергер. – Значит, ты с ним знакома?

– Скажем так – я знаю, кто он и как его зовут, – дипломатично ответила дама. – У меня есть одна приятельница – местная знаменитость, детективы кропает, в Москве издается напропалую, – и ей для правды жизни нужно было побывать в ночном клубе. Сама она дама скромная, чего по ее писаниям никогда не скажешь, одна идти постеснялась, потащила меня с собой. Пошли мы в «Барбарис» – прелестное местечко, скажу я тебе! – и увидела я там распрекрасное танцевальное шоу. Особенно хорош был солист. Без преувеличения скажу – все дамы на него запали с первого взгляда, очень красивый, ну правда, очень. И вообрази – именно его я вижу в этой безумной больничке! Худой, бледный, под глазами чернота, а глазищи у него и без того черные-пречерные…

В голосе дамы зазвучали мечтательные нотки, но она тотчас вернулась к деловому тону: