Дэй Кин - Миссис убийца: Сборник

Я ответил ему, что верю Пат.

Он сунул сигару в рот.

— Она все еще продолжает обольщать тебя, а, Герман?

Я надел шляпу.

— Что вы хотите этим сказать? —И, неожиданно вспомнив, с кем говорю, добавил несколько запоздало: — Инспектор.

— Не больше того, что сказал,— отпарировал инспектор Греди.

Я сунул руки в карман. Не следует позволять себе лишнего в разговоре со старшим по чину, чтобы не оказаться перед дисциплинарной комиссией.

— О’кей. Остановился на этом, Она продолжает обольщать меня.

Я спустился на несколько ступенек. Греди ответил мне что-то и схватил меня за руку.

— Тебя удивил, не правда ли, тот маленький номер, который она выкинула перед Джимом, а? — И Греди постарался сымитировать женский голос: — Последняя вещь, которую я помню, то, что я пила у прилавка кока-колу».

Потом продолжал своим естественным, резким голосом:

— Ты когда-нибудь видел, чтобы кто-нибудь терял сознание, выпив кока-колу?

Я вынужден был признаться, что нет.

Греди выпустил мою руку.

— Я знаю, мой дорогой, это тяжело. Это глубоко ранит. Даже мысль о том, что женщина могла нанести вам такой удар... Но забудь ее. Она не стоит того, чтобы ты стал из-за нее переживать. Такая же шлюха, как и другие. Возьми два дня отдыха или. неделю. Хорошенько выпей и утешься с какой-нибудь куколкой. Курочки все одинаковые, парень, поверь мне, я знаю, что говорю;

Я выплюнул свою сигарету. Пока она летела, от нее: сыпались искры.

— Пат не шлюха. И это не она убила Кери. Это все подстроено.

— Кем? — спросил Греди.

— Не знаю.

— Но кто мог втянуть ее в эту историю?

— Вы спрашиваете у меня слишком много.

— А почему это сделали?

— Не знаю.

Греди сдвинул шляпу на затылок.

— О, черт возьми, Герман, не будь же таким. Люди не сочтут тебя умным.— Старик широким жестом указал на весь Манхэттен.— Подобное случается каждую ночь. Тысячу раз за ночь. В шикарных отелях. На задних сиденьях машин. В канавах. В конторах. На улице. В трущобах и шикарных кварталах. И муж ничего не подозревает, пока не произойдет чего-нибудь вроде того, что произошло с Пат сегодня вечером. Она поссорилась с Кери и застрелила его.

Я спустился по лестнице.

Греди продолжал говорить.

— О’кей! Проведи расследование, но не надейся, что товарищи помогут тебе. Она просто дерьмо. Все парни Восточного, Манхэттена были в курсе дела. На твой счет, разумеется.

Я резко повернулся к нему.

— Это страшная ложь!

Греди возразил мне с той же живостью.

— Это правда. Я мог сказать тебе обо всем еще пять месяцев назад, до того, как случилась эта история. Послушай, я. отлично знаю, что вы, молодые, думаете обо мне. Вы. думаете, что я старая ирландская развалина, у. которого перед глазами миражи, а в жилах вместо крови течет уксус. Но если это и так, то только потому, что я в течение сорока лет занимался девками, ворами, убийцами, и это изменило меня. Послушай, парень, я был инспектором уже тогда, когда ты еще лежал в колыбели. И вне всякого сомнения, ты слышал немало всяких басен на мой счет во всех комиссариатах, не слишком-то приятных для меня. Но слышал ли ты хоть раз, чтобы меня называли лжецом?

Я был вынужден признать, что нет.

Старик поправил шляпу и сунул сигару в рот.

— О’кей. По крайней мере шесть раз я видел Пат и

Кери вместе. Я, я сам. Своими собственными глазами. У меня еще хорошее зрение. Спроси в «Линде». В «Переке». В «Клубе высоких». У Эдди Гиннеса.

Греди резко повернулся и вошел в помещение: Я некоторое время постоял на ступеньке, потом спустился на тротуар. Один из парней подогнал мою машину к комиссариату:он нашел ее около Гроув-стрит, там где жил Кери. Она стояла рядом с парком, в котором собираются задержанные машины. Какой-то парень сунул за дворник штраф за стоянку в неположенном месте. Я вырвал эту бумажку и швырнул ее в канаву. Руль еще весь в пудре, и я вспомнил, что было написано в поданном рапорте: найденные отпечатки пальцев принадлежали только Пат. Я сел в машину. У меня сжималось горло, болела голова, глаза горели. Как будто я подцепил какой-то вирус. Вирус Пат. Закрыв глаза, чтобы они немного отдохнули, я снова увидел дрожащие, с размазанной помадой, губы Пат, ее бледное лицо, когда она кричала: «Мне наплевать на этот паршивый рапорт. Я не обманывала Германа. Я никогда не хотела этого. Я бы не смогла это сделать и предпочла бы лучше умереть. И если меня изнасиловали, то это произошло в то время, когда я потеряла сознание».

Забавная история. Прямо слетевшая с губ отчаянной лгуньи. Мой лоб покрылся потом, и я вынул платок, чтобы вытереть его. Сколько же глупости содержится в типе ростом метр восемьдесят и весящем девяносто килограммов? До какой степени можно быть слепым? И глухим? Не удивительно, что Джим и Корк, Абе и Монте, да и помощник прокурора Хаверс так вели себя. Они знали, как себя держать. Они все время знали. После полудня и вечерами, когда я работал, Пат играла в пану-маму с Кери. В последние шесть месяцев.

Инспектор Греди очень ясно сказал: это происходит каждый вечер. Триста шестьдесят пять вечеров в год. В больших отелях и маленьких. И с теми, кто обитает в трущобах, и с теми, кто платит сотни долларов за один день пребывания в роскошных апартаментах на Централ-Парк-Сюд. Почему бы детектив уголовной полиции, живучий в конце Риверсайд-Драйв, должен быть исключением?

Мое сердце болит все сильней. Я стал думать, до какого предела я дошел. Я сказал Пат, чтобы она не беспокоилась, что я ее люблю и ей верю. Открыл дверцу машины, собираясь вернуться и рассказать ей то, что мне только что сказал Греди, но потом одумался. К чему? Она только станет еще больше лгать.

Я говорю себе: с меня достаточно этой истории. Мне нужно последовать совету инспектора Греди. Я возьму несколько дней отпуска, поеду куда-нибудь и напьюсь. Позвоню одной из курочек, которые вешаются мне на шею, и приглашу ее. И буду делать так в течение восьми дней. Пат заставила меня делать это! А потом?

Легкий ветерок ласкает мою щеку. Нежно, как пальцы Пат. А потом? Ответ довольно прост. Мне сейчас совсем не хочется напиваться. У меня нет желания уложить на кровать отеля первую попавшуюся девицу, которая, может быть, и будет довольна этим. Ни ее, ни какую другую. Единственное, что я хочу сейчас, это остаться один, безразлично где, лишь бы я мог положить голову на руки и предаться мыслям и отчаянию.

Я посмотрел в зеркальце в машине. Мне, Большому Герману, предаться отчаянию? Как это нелепо!

Я трогаюсь с места, не зная, куда ехать, и не думая об этом. Я очутился в квартале базаров и складов. Фургоны и тележки заполняли площадь. Там свет, движение, шум. Люди делали свое дело — среди гор картофеля, лука, томатов, артишоков. Работники ресторанов и булочных разглядывали птицу, торговали мукой. Между цепочкой фургонов и грузовиков, около бара, оказалось свободное место, куда я поставил машину. Мне необходимо зайти выпить чашку кофе.