Чарльз Сельцер - Охотник за приданым (cборник)

Он был тем, кем сделали его родители. Он не умел мыслить по-научному и излагал все так, как ему хотелось. Это железное правило досталось ему по наследству. Своим родителям он был обязан всем и ничем. Так он продолжал размышлять, пока ему не стало ясно все. Они (его родители) дали ему жизнь — и больше ничего. Он должен быть благодарен им за это. А за что же благодарить, если он считает, что его жизнь ничего не стоит? Он не обязан им ничем, потому что они погубили жизнь, которую подарили ему. Они лишили его всего того, что он был вправе от них ждать: любви, сочувствия или хотя бы хорошего обращения. Вместо этого он получал удары, пинки, проклятия, ненависть. Ненависть! Да, они ненавидели его, и они говорили ему об этом. Но причина их ненависти была для него непонятна.

Когда ему было пятнадцать лет, умерла его мать. Пока соседи хоронили ее в тихом местечке в самом углу загона для скота, у изгороди, он стоял и глядел в последний раз на ее тело в грубо сколоченном ящике. Он ничего не чувствовал — ни горя, ни радости, ни сожаления. Один из соседей спросил его, почему он не плачет. В ответ он произнес проклятие и убежал. Позже, когда соседи разошлись, отец затащил его на конюшню и нещадно избил. Он перенес это с сухими глазами, молча, но внутри него кипел гнев. Этой же ночью, как только отец ушел спать, он потихоньку выскользнул из дома, взнуздал своего любимого пони по кличке Черная Нога и поскакал прочь. Такова была его юность.

С тех пор прошло тринадцать лет. Теперь ему двадцать восемь, и он немного изменился — стал хуже. У него не было друзей за все время скитаний. Он много пережил, стал уверенным в себе, научился приспосабливаться. Это была аура холодной настороженности, которая предохраняла от любых покушений на его одиночество. Люди не шутили с ним,— они боялись его. По всему Дюранго, где он поселился, было известно, что он обладает сатанинским умом и шестизарядным револьвером. Но он не хвастал своим оружием, на которое действительно был скор. Он был спокойным, ненавязчивым и молчаливым,— этому его научили родители. Но его быстрый взгляд был красноречивей многих слов. Он олицетворял дремлющий вулкан страстей, которые должны были когда-нибудь вырваться наружу.

Рассматривая сейчас из-под полей шляпы этот безлюдный, безмолвный мир, он горько усмехнулся. Вся жизнь прошла перед его глазами, пока он лежал в этом пустынном месте, и он ощутил ее суровость, пустоту и загадочность. Сейчас перед ним простиралась его земля. Он здесь родился, в этой долине, провел дни, месяцы, годы. Он ее знал и ненавидел.! Он хорошо знал и пустыню, она нисколько не изменилась.

Проезжая ее вчера и позавчера, он почувствовал ее мрачную жестокость. Но жизнь его была не менее мрачна. Безмолвие пустыни было не глубже, чем пустота в его сердце. Он сам как бы отражал дух пустыни,, ее таинственность. Жизнь его была подобна этому пустому небу, простирающемуся над пустыней,— такая же холодная, суровая и неуютная. Внезапно на него упала тень. Подняв голову, он увидел мексиканского орла, медленно кружившего над ним. Кэлюмет усмехнулся. Может быть, это предзнаменование? Он внимательно посмотрел на птицу и понял: он сам похож на орла. Как и орел, он ненавидел все вокруг и органически стремился разрушать и уничтожать. Было и различие между ними. Орел изначально питался падалью, в то время как он все время подавлял в себе великодушные порывы и вырывал из сердца благородные идеалы, которые пытались укорениться в нем.

Уже два часа он сидел, наблюдая. Он видел, как солнце медленно садилось за горы, как золотой орел кружил далеко над песками, как ночные тени спускались на долину. Мир стал мутным и таинственным. Небо окрасилось в оранжевые, золотые и фиолетовые тона; розовый туман окутал горы. Последний пурпурный луч промелькнул за дальней скалой и погас. Над пустыней краски были еще удивительней, тайны еще глубже. Но Кэлюмет скорчил гримасу — это великолепие было для него как насмешка. Он сел на пони и стал медленно продвигаться по направлению к ранчо «Лэйзи Уай».

Он был так занят размышлениями, что сначала не обратил внимания на то, что в долине совсем не видно скота. Раньше, в дни его юности, долина служила пастбищем для «Лэйзи Уай». И когда он наконец заметил, что здесь нет и следа скота, он от удивления остановился. Но, возможно, нашли другое пастбище? Мало ли что могло измениться за эти тринадцать лет...

Он уже хотел дернуть за повод, как вдруг что-то заставило его обернуться и взглянуть туда, где он только что отдыхал. Он увидел человека на лошади, который неподвижно сидел в седле и смотрел на него. Кэлюмет отметил, что всадник был сильным, рослым человеком. Даже на расстоянии было заметно какое-то неопределенное выражение его лица, несмотря на хитрый ястребиный нос.

Кэлюмет очень удивился внезапному появлению всадника. Но, подумав, решил, что это не так уж странно. Ведь он настолько был погружен в свои мысли и воспоминания, что не обращал ни на что внимания. Этот человек был, очевидно, одним из работников его отца. Возможно, тот увидел его издали. Ему захотелось поговорить с этим человеком, узнать, что нового случилось за время его отсутствия. Он пришпорил пони и поехал по направлению к всаднику. Мгновение человек молча наблюдал за ним. Затем, видя, что Кэлюмет продолжает приближаться к нему, погнал свою лошадь в противоположную сторону. Кэлюмет удивился. «Какой-то застенчивый»,— подумал он, презрительно усмехаясь. Однако он заставил пони подняться на гребень холма. Достигнув вершины, Кэлюмет увидел, что человек мчится через пустынную долину с такой скоростью, что было ясно: тут дело не только в застенчивости. Кэлюмет остановился и насмешливо помахал рукой человеку, который оглянулся и смотрел на него через плечо.

— Удирай, удирай,— крикнул Кэлюмет,— я и не собираюсь с тобой разговаривать!

Реакция всадника была очень странной. Он осадил и резко развернул лошадь, быстро вытащил винтовку из седельного мешка, приложил ее к плечу и выстрелил. Кэлюмет вовремя выпрыгнул из седла и упал ничком на землю. Над ним просвистела пуля, потом он услышал лязг винтовки и увидел, что неизвестный уже продолжает свой путь. Кэлюмет достал пистолет, но, поняв, что расстояние слишком велико для хорошего выстрела, сунул его в кобуру. Он был в страшной ярости, но сознавал, что глупо вступать в борьбу, так как преимущество будет иметь винтовка. С мрачной улыбкой он следил за всадником, который уезжал все дальше к холмам. Поклявшись, что он вернет этот выстрел, Кэлюмет развернул пони и поехал к ранчо «Лэйзи Уай».

Чувство, которое не тревожило его все эти годы, заставило Кэлюмета направить пони к дальнему углу загона для скота, где он в последний раз видел мать. Пока он ехал сюда, у него не было никаких переживаний, но, подойдя к могиле, он испытал жестокое удовлетворение и грустное пренебрежение. Здесь не было ни камня, ни даже могильного холмика, а только небольшой клочок земли, поросший сорной травой. Кэлюмет не удивился. Все было так, как он и представлял в те краткие мгновенья, когда разрешал себе вспомнить прошлое. Он почувствовал удовлетворение не потому, что побывал на могиле матери, а потому, что его суждение об отце подтвердилось. И хотя он не любил и мать, сейчас вся его ненависть сосредоточилась на отце. Жуткий гнев и презрение закипали в нем, когда он направил пони к дому. Он не торопился и, остановив Черную Ногу, небрежно сидел в седле, осматриваясь. Вокруг все полуразрушилось, почти руины. Строения не были похожи на те, которые он помнил. Они осели на одну сторону, крыши как будто с издевкой кланялись ему. Забор во многих местах сломался, за ним стояли два тощих пони, казалось, не в силах сдвинуться с места. Кэлюмет испытывал странное ликование. Его душа наполнилась мстительным и радостным удовлетворением. Судя по виду этих строений, его отца преследовали неудачи. Кэлюмет даже улыбнулся, увидев, что сарай, где ютились работники отца, которых тот ненавидел, готов вот-вот рухнуть. Привела его в восторг и бездействующая ветряная мельница. Закончив осмотр, он не направился прямо к дому, он решил поехать в объезд через лесок. Он хотел внезапно увидеть отца и удивить его.