Стефани Пинтофф - И занавес опускается

— И какую информацию вы можете нам предложить? — уверенно произнесла Изабелла.

— Кажется, мы не имели удовольствия с вами познакомиться, мисс…

Фрэнк Райли склонил голову и взмахнул шляпой.

— А я Джек Богарти, — вклинился его напарник, не потрудившись даже скрыть свой явный интерес к Изабелле и сверкая обольстительной белоснежной улыбкой. — Чрезвычайно рад с вами познакомиться.

— Моя невестка, миссис Синклер, — произнёс Алистер, делая шаг к ней и прикрывая плечом. — Вы сказали, что у вас есть для нас информация.

— Ага. Я так понимаю, что вчера вы опрашивали подозреваемого по имени Тимоти По.

Фрэнк обращался напрямую ко мне.

Я промолчал.

— Да ладно вам! Я и так знаю, что опрашивали. Джеку на это намекнули.

Джек усмехнулся.

— Знаете, даже у театральных критиков есть свои источники.

— Я говорил с Тимоти По. И что? — выжидательно посмотрел я на репортёра.

Фрэнк почесал подбородок.

— Думаю, вам стоит ещё разок поболтать с мистером По. Вы найдёте его по этому адресу.

Он протянул мне клочок бумаги с записанным на нём чёрными чернилами адресом в Гринвич-Виллидж.

«Макдугал-стрит, дом 101, комната 5С».

Это был не тот адрес, что мне вчера дал Тимоти По.

Я прищурился.

— Что это за место?

— Не тот адрес, что он вам назвал, да? Вы заметно удивились. Теперь ответная услуга: коронер подтвердил, что это убийство?

Фрэнк кивнул в сторону офиса Макса Уилкокса.

— Да.

Мой ответ прозвучал очень резко.

— И какова официальная причина смерти?

— Асфиксия, — ответил я, надеясь, что такой ответ его пока удовлетворит.

К счастью, репортёр не стал больше ничего спрашивать.

Я снова взглянул на адрес, который он мне дал.

— Почему По находится там?

Райли самоуверенно усмехнулся и ответил лишь:

— Скажем так: мистер По был не очень откровенен в разговоре с вами.

И прежде чем я успел уточнить что-то ещё, он и Джек растворились в толпе.

После наводки Джека Райли мы разделились.

Алистер и Изабелла отправились на 28-ую улицу поговорить с соседями Анни Жермен, как и планировалось изначально.

А я отправился к сто первому дому по Макдугал-стрит в поисках Тимоти По и тайн, которые он, по-видимому, решил от меня скрыть.

Я поймал первую конку, идущую по Бликер-стрит, и оказался на задней площадке, прижатый плечом к плечу с ещё полудюжиной человек. Лишь спустя три остановки количество пассажиров уменьшилось, и я смог выглянуть в окно.

Снаружи по тротуарам бежали пешеходы, пробираясь через ряды тележек с фруктами, овощами, сырами, хлебами и колбасами. А поскольку места на тротуаре им не хватало, они толпами шли прямо по проезжей части, и я диву давался, как конка умудряется проехать через поток людей.

Я уже давным-давно не был на Бликер-стрит и почти забыл, каково оказаться в центре этой ужасающей толпы. Ощущение было одновременно и знакомым, и незнакомым.

Как и чувство при виде Изабеллы этим утром…

Она снова была такой, как я её помнил, а не холодной и отстранённой женщиной, какой встретил её вчера в квартире Алистера.

Я думал, что четыре месяца вдали от неё притупят мои чувства к ней. Давно я так не ошибался…

Я уже привык, что постоянно думал о ней, но столкнуться снова вживую — совсем иное дело. Теперь, когда я вновь с ней встретился, она полностью завладела моими мыслями.

Но она была невесткой Алистера. И всего два года назад потеряла мужа.

И она принадлежала слою общества, значительно превышающему мой собственный.

И даже если бы я хотел об этом забыть, мой сегодняшний пункт назначения служил мне напоминанием.

Раньше я здесь никогда не бывал, но по многочисленным рассказам коллег в участке и по статьям из газет я понял, что направлялся в «жёлто-чёрный» район.

Это был бедный квартал, как и тот, в котором я вырос, в Нижнем Ист-Сайде. Но если мой район в основном населяли иммигранты из Ирландии и Германии, то Макдугал-стрит могла похвастаться тем, что здесь смешивались люди абсолютно различных рас.

От служивших в этом районе офицеров я слышал кучу и плохих, и хороших историй об этом округе. Здесь трезвые, добропорядочные и трудолюбивые семьи жили бок о бок с распущенными личностями и типичными бандами уличной шпаны с красочными именами, вроде Кровавого Тони или Девятипалого Чарли.

А в газетах всё описывали ещё более плачевно: например, Джейкоб Риис готовил статьи о «дегенератах», посещающих игорные дома и бары в квартале «жёлто-чёрных». Конечно, его эвфемизм больше касался тех мужчин, кто предпочитал других мужчин, и женщин, предпочитающих женщин. И хотя я понимал, что Риис пишет такие статейки только ради скандальной славы и хороших продаж, я непроизвольно задумался над тем, что же там увижу.

Почему По живёт там? И что Богарти о нём узнал?

А ведь Райли мог просто рассказать мне, а не заставлять отправляться в такую даль. Редактор обязал его предоставлять нам всю информацию. Только зря я ждал, что подобный человек сдержит свои обещания.

Райли сказал, что По «был со мной неоткровенен».

Прошлой ночью я вычеркнул его из списка подозреваемых. Возможно, я слишком поторопился.

Конка остановилась на углу Бликер и Макдугал-стрит. Стоило мне завернуть за угол, как я увидел привалившихся к железными перилам шестерых мальчишек. Они стояли у третьего справа многоквартирного дома и пристально смотрели на участок под высоким красным бетонным столбом.

Я с одного взгляда понял, что они играли в игру. На самом деле, я и сам в неё играл в их возрасте.

Цель игры: попасть метким плевком в определённую трещину в цементе. Лучший плевок вознаграждался одним пенни, а за несколько побед они обменивались на конфету. Конечно, всё это при условии, что мальчишки успеют доиграть до того, как им помешает дворник или сварливый жилец.

В доме, где я вырос, худшей напастью была миссис Бауэр — она любила портить всё удовольствие; ей не нравились шумные и плюющиеся под окном дети. Но детвора всегда будет придумывать игры, если им нечем заняться, и миссис Бауэр лишь добавляла элемент сложности в игру и бросала вызов своими запретами.

Самый младший мальчишка поднял глаза вверх, заметил меня и тотчас распознал более прибыльную возможность.

— Помочь вам найти какое-то место, мистер?

Он остановился передо мной, сжимая левой рукой чёрные подтяжки, удерживающие его коричневые бриджи.

Я не ответил сразу, и он посмотрел на меня с тревогой.

— Я могу помочь вам за пенни.

Это был худой мальчишка лет девяти-десяти беспризорного вида. Я рассмотрел, что его штаны были изношены и много раз залатаны. В свои девять лет я был таким же — голодным.