Стефани Пинтофф - И занавес опускается

— Да, графология — наука непростая. Но, как и любая сфера науки, она имеет своих специалистов и приверженцев. На самом деле, графология — одна из самых старейших отраслей науки, китайцы изобрели её ещё тысячу лет назад. На сегодняшний день лучшие графологи пользуются так называемым «правилом трёх», разработанным французами. Это означает, — пояснил он, — что верная интерпретация почерка человека возможна лишь при выполнении всех трёх пунктов. Один пункт ничего не значит.

— Значит, вы доверяете информации, которую можно извлечь подобным образом? — скептически произнёс я.

— Если она выполнена верно — да. Я поясню. Когда мы были детьми, каждый из нас ходил в школу и обучался письму по определённым методикам. У нас, в Америке, и в Нью-Йорке в частности, наиболее распространён метод Палмера, который основывается на повторении. Но, несмотря на то, что все мы обучались по методу Палмера, всем прививались одинаковые привычки, у каждого из нас в итоге оказался разный почерк. И ни у одного из нас почерк не остался таким же, как в детстве.

Мы все кивнули, соглашаясь.

Конечно, мой почерк мало походил на то, чему меня учили в начальной школе.

Он прочистил горло.

— Графологи считают, что личность человека выражается в почерке по мере того, как он или она растут, поэтому-то почерк и меняется со временем. А это означает, что мы можем читать почерка так же ясно, как выражения лиц и эмоции человека. И мы знаем, что означает та или иная петля, как знаем и то, что женские слёзы всегда означают печаль, а детский смех — неподдельную радость.

— То есть, если я правильно тебя понял, — подытожил Алистер, — графология утверждает, что наши эмоции в определённый момент времени в совокупности с нашими личностными чертами выражаются в почерке.

— Да, — твёрдо ответил эксперт. — Графологи изучают те же маркёры, что и я — размер букв, расстояние между ними, наклон слов, сила нажатия, подъёмы — но при этом дают более развёрнутое объяснение, нежели мы.

Доктор Вольман написал на доске слово сначала с наклоном влево, затем — вправо.

— Письма убийцы всегда начинаются с наклона влево в попытке скрыть свой истинный почерк. Но к концу письма он не может ничего с собой поделать и возвращается к исконному написанию — наклон вправо и более сильное давление на перо. Я определил здесь все три пункта — следуя «правилу трёх», о котором только что упоминал, — которые говорят мне, что вы ищите человека необычайно импульсивного или энергичного.

Он попросил нас всмотреться в письмо на голубой бумаге.

— В целом, его почерк можно назвать лёгким. В этом случае очень удачно подходит предложенное детективом Зилем слово «убористый». Но, несмотря на это лёгкое написание, я вижу характеристики, которые говорят мне о его агрессивности. Посмотрите на то, как он выводит «у», «д» и «з». В нижней части петель он сильно нажимает на перо. Вы также можете заметить, что все овалы его букв «закрыты», не имеют разрывов — он человек замкнутый, хранящий секреты глубоко в себе.

Доктор Вольман бросил взгляд на меня.

— И ещё мы видим признаки агрессивности.

— Он уже убил трёх девушек и вот-вот убьёт четвёртую, — произнёс я, размышляя над закрытым характером Чарльза Фромана. — Не думаю, что нам нужно заметить его «сильный нажим на перо», что сказать, что убийца — жесток и агрессивен.

— Нет? Тогда, возможно, то, что я скажу дальше, поможет вам чуточку больше, — добавил доктор Вольман, нисколько не сбитый с толку моим скептицизмом. — Заметили, как он не соединяет буквы от слова к слову, из предложения в предложение? Это свидетельствует о том, что убийца — человек с различными, противостоящими чертами личности. Для одних он может быть преданным другом, для других — коварным и вероломным соперником.

— Выходит, другими словами, разрывы в его написании означают его расщеплённую жизнь?

— Именно, — взволнованно кивнул эксперт по почерку. — Но он имеет практичный ум; я вижу это в коротких хвостиках вверх в букве «б». В отличие от тебя, Алистер, — доктор Вольман издал сухой смешок. — Твои длинные хвосты в «б» говорят о твоём желании достичь интеллектуальных высот.

Профессор обессилено опустился в ближайшее кресло.

— И ещё кое-что. Этот человек осторожен, если судить по широким промежуткам между словами, а так же по тому, что он выбирает слова из небольшого количества букв. Он умеет держать дистанцию. Вам не удастся поймать его легко. Он не сдастся без боя.

— Не думаю, что мы узнали что-то, что поможет нам определить убийцу, — скептически заметил я. — Черты характера, которые вы описали, не смогут даже сузить нам круг подозреваемых…

Я разочарованно умолк, встал со стула и принялся ходить по комнате.

Спустя несколько мгновений я вернулся к столу и обратился ко всем троим:

— Нам нужно сконцентрироваться на одном важном вопросе. Думаю, мы с вами вполне можем сказать, что Тимоти По — не наш убийца; следовательно, наш преступник его подставил. Но зачем? И что более важно: у кого была для этого возможность?

— Так. К кому вы подобрались слишком близко, не считая По? — сосредоточенно поинтересовался Алистер.

— К Чарльзу Фроману.

Я рассказал присутствующим, что мы с Изабеллой узнали прошлым вечером во время разговора с Фроманом.

И не забыл про то, что беспокоило меня больше всего: все жертвы работали на его синдикат, все они должны были соответствовать его высоким требованиям, но ни одна — по его собственному же признанию — не достигла необходимого.

— Единственное, что меня смущает, это то, что у Фромана могло не быть возможности подставить По, — признался я.

— Ты же сам упоминал о его связях. Похоже, у него есть союзники и приспешники везде, — ответил Алистер, приподняв брови.

— Согласен. А ещё я говорил, что Лев Айзман тоже заслуживает пристального внимания. Он знает о театре не меньше, чем Фроман, и я был свидетелем его взрывного характера. Но обладает ли он достаточными знаниями и навыками, чтобы подделать отпечатки пальцев, как это сделал человек, повесивший вину на По?

Я рассказал то, что узнал от своего отца о применении свечного воска для создания отпечатков. Для этого требовались серьёзные умения.

Допустим, По какое-то время находился без сознания. Тогда оставить его отпечатки на инъекционных иглах — проще простого. Но перенести отпечаток его большого пальца на кнопку лифта в «Эриэл Гарденс»? Для этого нужен талант, каким обладают лишь люди вроде моего отца.

— Если Фроман, по твоим словам, связан со всей политической верхушкой этого города, — хмуро заявил Алистер, — тогда он или его сотрудники могут знать, как получить нужную им помощь.

Этого можно было и не говорить.