Стефани Пинтофф - И занавес опускается

Малвани засунул руку в потёртую кожаную сумку, доставая несколько листков бумаг.

Захватив край письма носовым платком, Малвани передал мне первый лист бумаги нежно-голубого цвета. Я аккуратно потянулся, стараясь браться только через ткань.

Написано было мелким, неразборчивым почерком.

И вновь избрал я деву без природной красоты и дал ей то, чем обделила Природа. Я — Пигмалион. Она — Галатея, моё лучшее творение. Так скажу же словами прекраснейшего английского поэта:

«Кровь её я не пролью,

Не раню кожу, что белее снега

И глаже алeбaстpовых надгробий…»

Малвани выжидательно на меня смотрел.

Я откашлялся, пытаясь сбросить с себя неприятное ощущение от прочитанного.

— Что это значит? — спросил я. — «Я — Пигмалион». И в этих словах о крови, которую он не прольёт, нет абсолютно никакого смысла. Может, он пытается сказать, что он её не убивал?

— Думал, ты мне скажешь, — грустно улыбнулся Малвани. — У тебя, по крайней мере, за плечами пару лет колледжа.

И он шутливо вскинул руки перед собой.

— Я тоже не смог уловить смысла в этой записке. Мистер Айзман пояснил то, что я и так уже понял: убийца хотел, чтобы она и в смерти выглядела прекрасной. Анни была простой девушкой. Да, хорошей танцовщицей и талантливой хористкой. Но она никогда бы не стала ведущей актрисой. И даже не хотела этого.

— Полагаю, всё это — лишь со слов мистера Айзмана.

Я вновь окинул взглядом фигуру на сцене и покачал головой.

Наверно, одежда и макияж её полностью изменили, потому что на женщину, лежавшую передо мной, было определённо приятно смотреть. Настолько, что можно простить любое отсутствие таланта и способностей.

Хотя многие актрисы, не обладавшие признанной обществом красотой, очень успешно выступали на сцене. И Сара Бернар — яркое тому доказательство.

— Ты прав, — согласился Малвани. — Она одета с иголочки, и кто-то определённо приложил немалые усилия. Послушаем ещё, что скажут другие актёры и актрисы, которые придут через пару часов на репетицию. Хотя мне и сейчас понятно, что обычно она выглядела не так.

— Ты нашёл что-либо в её гримёрке, что можно связать с этим письмом?

— Зиль, она была хористкой. У неё не было собственной гримёрки. Она пользовалась общей комнатой в задней части здания. Естественно, мы её сейчас обыскиваем, а вместе с ней — и все остальные комнаты, — Малвани раздражённо выдохнул. — Но пока мы не нашли ничего необычного.

— Кто-нибудь держал в руках записку, которую мистер Айзман нашёл рядом с телом Элизы Даунс? — уточнил я.

Сейчас письма мне казались единственной перспективной зацепкой и связью между двумя смертями.

Малвани кашлянул.

— Айзман сам хранил это письмо, хотя я и не могу понять, зачем он хранил записку самоубийцы. Но сегодня утром, когда он пришёл сообщить нам о смерти мисс Жермен, он вернул и письмо. Оно сейчас в участке в папке с другими уликами. Я покажу тебе, когда доберёмся до моего кабинета. Содержание схоже, вплоть до упоминания о Пигмалионе. Только стихи другие.

— Если отпечатки на обоих письмах совпадут, у нас появится чёткая связь, — размышлял я вслух.

— Мы их сняли, но знаешь — они не обязательно принесут нам какую-то пользу, — пробормотал Малвани себе под нос.

Он был прав: официально они, может, пользы особой и не принесут.

Снятие отпечатков пальцев было пока новой технологией, которую принимали в расчёт лишь немногие полицейские. А судьи — ещё реже. Но неофициально многие из нас были готовы положиться на результаты подобной экспертизы.

— Полагаю, — произнёс я, — ты хочешь привлечь меня к этому делу именно из-за этих писем?

— По большей части, да.

Малвани нахмурил брови, потому что в его голове явно крутилась ещё одна мысль, и когда он её озвучил, то выглядел немного смущённым.

— Я бы хотел, чтобы ты поговорил с кое-кем, находящимся сейчас у меня в участке под стражей. Его зовут Тимоти По. Он актёр.

— Судя по тому, что видел сегодня утром, — заметил я, — кажется, у тебя недостаточно оснований, чтобы кого-то задерживать.

Малвани ткнул пальцем в голубую бумагу.

— Посмотри, всё здесь указывает на некого Пигмалиона. Мистер Айзман просветил меня, что «Пигмалион» — спектакль, который возродился на подмостках прошлой осенью. И угадай, кто играл в нём главную роль?

— Полагаю, мистер По, — с невозмутимым видом ответил я.

— Именно; он играл Пигмалиона, восхищавшегося Галатеей, — Малвани явно был доволен собой. — Всё совпадает, не так ли?

— Даже слишком, — проговорил я. — Если уж он так хотел изобличить самого себя, оставив это письмо, к чему вся эта неразбериха с поэзией? Он мог просто подписаться своим именем.

Малвани склонил на бок голову.

— А ещё он знал Анни Жермен. Она даже играла несколько недель на замене в «Пигмалионе», когда другая актриса заболела.

— В роли Галатеи? — уточнил я. — Тогда это прекрасно вписывается в твою идеальную теорию.

— Этого я не спрашивал, — Малвани был раздражён тем, что я с ним не соглашался. — И ещё кое-что. Мистер Айзман подозревает, что По был влюблён в мисс Жермен, но дама его отвергла.

— Тогда нужно найти этому дополнительные доказательства, — возразил я. — Не говори мне, что ты станешь полагаться лишь на слова мистера Айзмана.

Наш с Малвани разговор шёл в сторону, которая мне не очень нравилась — всё дело отдавало необоснованным поспешным суждением.

Малвани устало на меня взглянул.

— Это всё, что у нас есть на данный момент. Сделай мне одолжение и поговори с Тимоти По. Может тебе каким-либо образом удастся вытянуть из него полезную информацию.

Естественно, я согласился, хотя методы и теория Малвани начинали меня беспокоить всё больше и больше.

Я мог лишь предположить, что на него кто-то сильно давит сверху.

Я потянулся за шляпой и уже собрался направиться к выходу, когда Малвани снова меня остановил.

— Постой, Зиль. Прежде чем ты уйдёшь, я должен сказать тебе кое-что ещё, — он сделал глубокий вдох. — Этим утром в издательстве «Таймс» тоже нашли письмо. Я пока никому не говорил, даже мистеру Айзману, хотя это он принёс мне первые два письма. Он боится, что по городу пойдут слухи, и будет не очень рад, если окажется, что в этом деле замешаны газетчики.

Я тихонько выдохнул сквозь сжатые зубы. Да, Малвани прав: это всё меняет.

— Что говорится в письме?

— Я пока не знаю, только получил сообщение. Я собираюсь отправиться в издательство «Таймс», как только покончу со всем здесь, — произнёс он и посмотрел мне прямо в глаза. — Я хочу, чтобы ты работал над этим делом, Зиль.

Я молчал.

Малвани криво усмехнулся.

— Это дело как раз для тебя — убийство без капли крови.

Естественно, Малвани знал мою тайну — меня всегда начинало тошнить при виде крови. Да, в моей профессии это было проблемой, но мне хотелось думать, что я её удачно скрываю.