Вадим Агапов - Гроссмейстер

Мы молча шли по Английской набережной. Арсений выглядел непроницаемым и мрачным. Он безмолвствовал, демонстрируя свое недовольство. А я подумал, что наименее виновные – наиболее великодушны! Поэтому я великодушно простил Арсения, которому было непонятно, как можно хотеть спать, когда вокруг царит такое веселье , как говаривал Шерлок.

И теперь я с чистой совестью вертел головой во все стороны – столько красивого вокруг! Навстречу нам двигалось множество радостных людей всех возрастов. И столько же шли вместе с нами. Теплый майский вечер, заходящее солнце, наступающая белая ночь; музыка, доносившаяся отовсюду – из кафе, с корабликов, плывущих по Большой Неве, от уличных музыкантов; чувство влюбленности, которое словно приносилось свежим морским ветром; красота и гармония дворцов, создающих горизонт – словом, это был почти летний Петербург, который невозможно не полюбить, по которому невозможно не гулять по ночной набережной в ожидании развода мостов. И были его люди, которые здесь обитали, кто надолго – на целую ночь, а кто навсегда. Непостижимый город. Младший брат Рима, только масштабней, шире, мистичнее…

Все, кто попадался нам навстречу, останавливали свой взгляд на Арсении. И дело было не только в выражении лица – хмурым лицом у нас никого не удивишь, – дело было в гриме, в раскраске этого лица. Поскольку путь наш лежал в ночной клуб, где Арсению предстояло выступить с парой песен, он и имидж себе создал соответствующий. Как у Симмонса и Стэнли из группы Kiss. Ну и оделся, словно Элис Купер перед выступлением. А за спиной тащил гитару в чехле. Так что вниманием наш детектив обделен не был. Мы как раз проходили по левую руку Сенатскую площадь с памятником Петру первому, и я не выдержал и продекламировал угрюмому потомку знатной фамилии:

«– О мощный властелин судьбы!

Не так ли ты над самой бездной,

На высоте, уздой железной

Россию поднял на дыбы?»

– Знаю, – хмуро отозвался он, – «Медный всадник», поэма, Пушкин. Хотя какой он медный? Если его из бронзы отливали.

– Зато пьедестал гранитный, – улыбаясь, ответил я. Атмосфера праздника, какого-то хорошего и беззаботного настроения передалось мне от окружающих людей. – Кстати, помнишь наши лахтинские приключения?

– Почему «кстати»? – удивился Арсений.

– Цепь ассоциаций, – пояснил я ему. – Сможешь разгадать?

– Делов-то, – буркнул он. – Камень этот, на котором Петр скачет, в Лахте нашли.

Наконец, мрачное настроение Строганова окончательно улетучилось, и он снова стал самим собой. Мы как раз проходили Сенат, и Арсений вдруг заинтересовался домом графини Лаваль.

– Ничего себе домишко, – прищурился он, считая колонны на фасаде. – Десять, прикинь? Мне тут нравится. И речка близко. Вот, что значит удачно жениться. – последнюю фразу он произнес после того как добыл из интернета информацию про владельца палаццо. – Вот, послушай: Француз-эмигрант Лаваль был небогат, а женился на наследнице миллионов. Вот и дом построил…

– Кто тебе мешает жениться на дочери олигарха? – усмехнулся я.

– Если она такая же противная и мерзкая, как они все… – пробормотал он и помотал головой.

После Дворца бракосочетаний, уже не работавшего, мы миновали Благовещенский мост, оставшийся по правую руку. Здесь народу было поменьше. Арсений зачем-то сосчитал колонны в особняке Румянцева (он частенько считал даже светильники на эскалаторе в метро).

– Двенадцать! – радостно сообщил он и снова полез в интернет. – Слушай, а знаешь, чей дальше идет дом? Не поверишь! Стенбок Ферморов! Это те самые, у которых в Лахте Белый Замок был! Между прочим, мы проскочили поворот!

И нам пришлось возвращаться, чтобы свернуть на Галерную улицу.

– Я тут размышлял… – начал он, когда мы пошли в обратном направлении.

– Когда колонны считал?

– Нет, когда мимо Медного Петра шли. Так вот, мне представляется, что Петр напоминает шахматную доску…

– В каком смысле? – удивился я. – Он же не деревянный, а бронзовый.

– В смысле характера, личности… – туманно ответил этот философ. – В нем чередуются то черные клетки, то белые. Твой любимый Пушкин его зовет то деспотом, то великим человеком. Он и плохой, и хороший одновременно.

– Плохой хороший человек, – вставил я.

– Вот, доктор, можешь ты удачно сказать! Молодец! – неожиданно похвалил он меня.

А я вспомнил стихотворение одного своего приятеля-поэта и окрыленный строгановским комплиментом, прочитал:

– Пушкин? – без особого интереса поинтересовался Арсений и, не дожидаясь ответа, сказал: – Я тебе скажу, что меня раздражает: Петр и ему подобные считают, что величие империи важнее трагедии маленьких людей. И обыкновенный человек обязан покоряться воле императора. С тех пор, как я стал рыцарем, я считаю своим долгом… Короче, не согласен я с ними! И я дал обет бороться с несправедливостью! – закончил свою пламенную речь сэр рыцарь Строганов. Интересно, он эти мысли в сети выловил?

Мы подошли ко входу в клуб с необычным названием «Vпадина». Собственно, ко входу было даже не подойти, поскольку толпы желающих «впасть» туда штурмовали крепкие двери. Мы как музыканты проникли во Vпадину с черного хода.

«Народ клубится по полной», – так нам сказал то ли хозяин клуба, то ли его управляющий. Нам пришлось разделиться. Меня отвели в дальний угол просторного полутемного зала, почти уже заполненного посетителями. Мне это место понравилось – не люблю быть на виду. Я уселся на маленький диванчик (сомнительной чистоты), заказал пиво и стал ждать. Так мне приказал Арсений, который пошел знакомиться с музыкантами, с которыми ему предстояло сыграть несколько песен. В клубе гремела музыка, если, конечно, электронные повторяющиеся ритмы техно можно так назвать. Я пожалел, что не прихватил беруши. Звуки заглушали голоса, а яркие вспышки заставляли щуриться. Народ отрывался, и даже меня пытались вовлечь в этот праздник: подходили чуть одетые девушки и тащили меня танцевать. Особенно старалась одна блондинка, наверно, симпатичная, если бы не тонны макияжа на лице.

– Ты чего сидишь? – кричала она мне в ухо. – Пошли, потрясемся! – и тянула меня за собой.

Мне совсем не хотелось ни трястись, ни танцевать, поэтому на очередной вопрос, почему я не иду с ней, я честно признался, что жду друга.

– А, ну понятно! Так бы сразу и сказал, а то ломаешься тут…

Так прошла вечность длиною в сорок минут, когда наконец объявили, что сегодня в качестве сюрприза выступит… Черный Довакин и товарищи.