Елена Арсеньева - Страшная сказка

Надежда поднялась на эстраду и довольно быстро оказалась рядом с приглянувшимся ей парнем. Отпадный ребенок лет двадцати двух, вот только ростом чуточку не удался. С нее примерно, а когда она на каблуках, то явно выше его. Надо надеяться, у него нет никаких комплексов, потому что бывают парни, которые ну никак не могут, если девушка выше. Ладно, преодоление комплексов – это вопрос времени, не более того. Теперь остается выяснить, как он вообще относится к взрослым женщинам.

Она начала покачиваться перед парнем, недвусмысленно поводя бедрами. Глаза его оживились, однако ни шагу навстречу Надежде он не сделал. А когда она словно невзначай прильнула к нему и улыбнулась, он вдруг испуганно заморгал, хотя взгляд его через мгновение вновь сделался прежним – ищущим, блудливым, победительным. Но теперь Надежда смотрела на него совершенно спокойно, свысока, потому что вся натура этого юного Казановы была ей уже ясна.

Не орел, нет, не орел! Навидалась она таких мальчиков, которым ужас как охота залезть красивой женщине под юбку, но их сдерживает страх. Ой, скольких девок он изнурил этими своими глазищами! Каждая думает, что его взгляды что-то значат, а штука в том, что они не значат ровным счетом ничего. Флирт для него форма существования, он даже не соображает, наверное, что женщина может принять его взгляды всерьез. А он этими играми сам себя заводит. И хочется, и колется, и мама не велит. Особенно забавно видеть ужас перед грехом в глазах такого вот дитятки, который сам выставляет себя напоказ и словно бы отполирован многочисленными ласкающими его взглядами, как мужскими, так и женскими. Он работает по ночным клубам, до полусмерти изнуряя свою неокрепшую душу искушениями и соблазнами: похоть, вино рекой, беззаботность, видимо легкие деньги (а на самом деле они никогда не даются легко, не валятся с неба, даже вор ворует, чтобы их получить!), – и при этом держит себя в каких-то страшных тисках, думая, что контролирует ситуацию, что волен выбирать сам, в то время как выбор уже сделан за него, он уже куплен бесом удовольствий: по красивому, капризному, чуточку обрюзгшему личику видно, что много пьет и слишком сытно ест, а с кем ляжет – это лишь вопрос денег. Кто больше заплатит, тот (ну, или та) и уведет красавчика в свою постель, окончательно исковеркает его душеньку.

«Может быть, сговориться с охраной, чтобы придержали его, пока я закончу с Камаевым? А то прямо сейчас пойти трахнуться? Надо думать, здесь есть какие-нибудь кабинетики, VIP – не побоюсь этого слова – залы? Но тогда придется назваться охране. И хороша же я буду, если Камаев приедет, а я в это время стою на коленях и принимаю порцию гормонов! Нет уж, делу время, а потехе час! Пусть дитятко пока поживет».

Нет, все-таки жаль, жаль, что сейчас Надежде некогда заняться этим недорослем. Возможно, вернувшись из Марокко и вступив во владение клубом «Гей, славяне!», она обнаружит его среди этих самых «гей!» – ну что же, печально, печально…

Надежда вдруг обнаружила, что настолько увлеклась своими мыслями о мальчике, что забыла о нем самом. Ребенок поглядывал на нее несколько растерянно, явно не понимая, почему эта секс-бомба, извиваясь в ритме «Эй, мамбо, мамбо Италия!», так недвусмысленно тянулась взглядом к его штанам, а теперь вдруг потеряла к нему всякий интерес.

Одарив его на прощание небрежной полуулыбкой, Надежда вернулась к своему столику и с изумлением обнаружила вместо полупустого полный бокал. Катя, опершись на локоть, с явным трудом фокусировала на ней взгляд.

– Надя, при-ивет! – Она громко хихикнула. – О, извини, я тут без тебя похозяйничала. Свое вино выпила, твое вино выпила и еще заказала такое же. – Катя подняла бокал. – Давай выпьем за тебя, а? Ты такая красивая, такая умная… До чего же я хотела бы быть на тебя похожей! Так, чтобы не отличить. Чтобы меня все принимали за тебя и говорили: «Надюшка, привет!» – Она вдруг громко всхлипнула и начала приподниматься, сгребая свою сумку, такую же нелепую, неуклюжую, как она сама, так же не подходящую к ее наряду, как сама Катя не подходила к вольной атмосфере ночного клуба. – Но никогда, никогда этого не будет, не везет мне в жизни, никогда не везло. И вообще, мне пора. Нечего мне здесь делать!

– Катя, ты что? Ты куда? Погоди! – пробормотала Надежда, откровенно испугавшись, что сейчас оборвется единственная ниточка, ведущая ее к Ольге Еремеевой. – Не уходи! Давай лучше за тебя выпьем, ты мне очень понравилась, очень! Выпьем, а потом пойдем потанцуем, я тебе покажу тако-ого мальчика! Сплошной грех!

«И вся моя интрижка с этим пупсиком тотчас накроется большим медным тазом, потому что лишь только он увидит Катю в опасной к себе близости, как немедленно сделает ноги, – мрачно подумала Надежда. – А и леший с ним! Прошла любовь, завяли помидоры! Таких я несчитано найду, еще и получше, а вот Катю упустить никак нельзя».

– Ну ладно, давай выпьем. – Катя тяжело рухнула на скамью. – Но только ты как хочешь, а я за тебя буду пить. За тебя, Надя. И давай до дна, ладно?

«Может, и лучше, если она напьется и свалится, – размышляла Надежда, холодноватым взглядом эксперта следя, как ее новая знакомая медленно тянет из бокала веселящую и очень даже гремучую смесь. – Поспит где-нибудь в уголочке на диванчике, пока я буду с Камаевым разговаривать, а по утрянке я ее возьму в оборот».

Коктейль показался ей чуточку крепче, чем в прошлый раз. Но еще вкуснее. Словно бы чуть-чуть отдавал можжевельником. Уж не добавили ли туда немножко джина? А что, очень мило получилось!

– Надя, слушай… – Катя сильно провела рукой по глазам, отчего жирные серебристые тени небрежно размазались по лицу. Помада у нее давно поплыла, тушь потекла от слез, румяна тоже расплылись. То есть теперь это была не Катя, а некая клоунская, вусмерть пьяная маска. – Ой, забыла, что хотела сказать… А, вспомнила! Ты знаешь, где здесь туалет?

– Да, умыться тебе не помешает. – Надежда поднялась – и чуть покачнулась, оперлась о столик.

Коктейль определенно был чрезмерно крепок. Может, они его вообще чимером [12]сдабривают, а не джином?!

Эта мысль показалась ей невыносимо смешной, и Надежда меленько захихикала.

– Надька, да ты пьяная! – в полном восторге воскликнула Катя и хлопнула ее по плечу.

Сама не зная зачем, Надежда хлопнула ее в ответ и снова засмеялась. Голова начала кружиться… Это было приятно.

Пьяная? Ну и дура же она, что никогда не позволяла себе опьянеть, вечно чего-то боялась, боялась! А какое дивное ощущение полной свободы! Такое чувство она испытала лишь дважды в жизни: когда видела стремительно удаляющееся от нее лицо Надюшки, летящей в бучило, и потом, через несколько лет, когда зубы Роджера впились в щеку Алима – и Надежда поняла: Хозяину конец! Неужели для того, чтобы стать наконец счастливой, не надо было убивать тех, кто становился ей поперек дороги, а достаточно было просто напиться мартини с шампанским и этим… чимером? Или все-таки джином? Ох, умора, умора!