Сэм Борн - Праведники

— Тем не менее вы сразу поняли, что перед вами мертвое тело?

— Вот когда подошла к нему, как к тебе сейчас, тогда и поняла. Стою над ним, смотрю и думаю себе: не-е-ет, это не мусор и не мебель, это человек под одеялом…

— Под одеялом? Нет, я прошу прощения, давайте вернемся назад. К тому моменту, когда вы в самый первый раз приблизились к телу. Когда на нем еще не было никакого одеяла.

— Я тебе и рассказываю про самый первый раз! И на нем уже было одеяло, когда я его увидела. Подхожу, смотрю — лежит.

— Уже было? Выходит, это не вы первая обнаружили труп?

«Черт, мимо…»

— Как не я? А я тебе говорю, что это я первая наткнулась на него, и я позвонила в Службу спасения!

— Но вы же сами сказали, что на нем уже было одеяло.

— Было.

— В полиции думают, что это вы его накрыли, Роза.

— Значит, в полиции ошибаются! Сам подумай, где я тебе возьму одеяло? Посреди ночи? Или ты думаешь, что мы запасаемся ими тут заранее? Браунсвилл, конечно, не рай, но и в добровольных гробовщиков нам превращаться рано!

— Хорошо, я вас понимаю… — несколько растерянно проговорил Уилл, собираясь с мыслями. — Но кто же накрыл его одеялом?

— Я не знаю. Я тебе рассказываю только то, что видела своими глазами. Когда я его нашла, одеяло на нем уже было. Кстати, хорошее одеяло. Из тонкой шерсти. Кашемировое, что ли… У меня таких отродясь не было. Дорогая штучка.

— Извините, что я… что мне опять приходится возвращаться к этому, но ведь кто-то же накрыл его одеялом, правильно? Если это были не вы и не полиция, значит, это сделал кто-то, кто был у трупа до вас и полиции. Согласитесь.

— Не знаю, не знаю… А вот когда я приподняла одеяло-то, он был еще теплый. Точно говорю! Теплый! Я бы в тот момент даже и не назвала его «телом», а назвала бы «человеком». Я не доктор, но у меня есть подозрение, что он испустил дух чуть ли не тогда, когда я к нему уже подходила со стороны магазина. Кровь еще пузырилась. Ужасное зрелище, лучше и не смотреть… Но с другой стороны, у него были закрыты глаза. Выходит, кто-то их закрыл, так?

— Вы хотите сказать, что и одеяло было на нем и глаза ему закрыли не вы?

— Не я.

— А кто же? Как вы думаете?

— Вот ты, наверно, считаешь, что я спятила. Оно конечно, искромсали его страшно. Так, что и во сне не приснится. Но с другой стороны… Нет, не буду я тебе ничего говорить, еще смеяться станешь. Все, поболтали. Хватит.

— Прошу вас, продолжайте. Я не буду смеяться, даю слово. Я считаю вас абсолютно нормальной и, более того, очень наблюдательной женщиной.

Уилл вдруг поймал себя на мысли, что нависает над ней как скала. Он был высок ростом, и ей приходилось задирать голову, чтобы видеть его лицо. Поэтому он отступил от нее на шаг и чуть опустил голову.

— Пожалуйста, Роза, продолжайте.

— Ну хорошо. Да, того мужчину убили зверски. А с другой стороны, и одеяло это, и закрытые глаза, и положение рук, и даже выражение на его лице… Все это выглядело так, словно он… не знаю… упокоился с миром, вот как!

Уилл задумчиво посасывал кончик карандаша.

— У вас сложилось такое впечатление?

— Не впечатление, а так оно и было на самом деле! Жаль, ты его не видел, тогда поверил бы!

Уилл поблагодарил ее за помощь, распрощался и рассеянно побрел куда глаза глядят. Не прошло и пяти минут, как он оказался в самом сердце Браунсвилла. Обстановка здесь царила мрачная и очень подозрительная. По сторонам улицы тянулись унылые кирпичные стены многоквартирных домов с черными провалами подъездов. Тут и там шныряли юнцы самого бандитского вида. Уилл один раз даже поймал краем глаза момент, когда один подросток передал другому маленький коричневый пакетик и получил взамен несколько смятых бумажек. Уилл понимал, что эти ребята многое смогли бы рассказать ему про Говарда Макрея. При желании, конечно.

К этому времени он уже снял пиджак и нес его на сгибе руки. В затылок пекло сентябрьское солнце. Что с пиджаком, что без пиджака, он выглядел здесь по-прежнему чужаком. Слишком белая кожа, слишком нездешний вид. Большинство прохожих наверняка думали, что он переодетый полицейский из отдела по борьбе с наркотиками. Многих к тому же пугало такси, медленно следовавшее за ним на некотором удалении.

Глухая стена дала трещину, как это всегда бывает, именно в тот момент, когда Уилл уже почти отчаялся что-либо узнать.

Внезапно он наткнулся на человека, который не испугался Макрея и не сбежал при виде его раскрытого блокнота. Очевидно, этому мужчине просто нечем было себя занять, и он был рад развлечься общением с репортером. Целых полчаса Уилл терпеливо выслушивал его разглагольствования о жизни в Браунсвилле и всех здешних происшествиях — крупных и мелких. Очевидно, новый знакомый полагал, что его «интервью» вполне заслуживает того, чтобы его поместили на первой полосе.

— Уверяю тебя, дружище, что тебе захочется написать об этом в своей газете! — то и дело повторял он, хватая Уилла за локоть и заходясь надсадным кашлем старого курильщика.

— Так все-таки что насчет Говарда Макрея? — ловко ввернул Уилл свой вопрос во время паузы, которую его собеседник наконец сделал после того, как рассказал о позорном отсутствии какого бы то ни было муниципального транспорта в Браунсвилле.

Как на грех, оказалось, что сам он не очень хорошо знал Макрея. Точнее, почти совсем не знал. Зато мог указать на тех, кто был с Говардом на короткой ноге. Следующие полтора часа они поочередно обходили всех этих людей, и говорливый бродяга каждый раз представлял Уилла суровой и лаконичной фразой:

— Это свои.

Наконец в голове Уилла стал складываться более или менее цельный образ погибшего. Макрей был, если можно так выразиться, лучшим из худших. Бордель его содержался в образцовом порядке и функционировал бесперебойно на протяжении многих лет. Все в округе — бандиты, мелкие наркодельцы и их родственники — относились к нему чуть ли не с уважением.

Очевидно, сутенер из него вышел высокого класса. Он настолько пекся о собственном заведении, что регулярно сдавал постельное белье и одежду «девочек» в местную прачечную. Уилл заглянул и в сам бордель, осмотрелся там как следует. Оказалось, что заведение выглядело вовсе не так отталкивающе, как он вначале думал. Скорее оно походило на небольшую провинциальную больницу. Везде царил почти идеальный порядок. В холле даже стоял автомат с чистой питьевой водой. Говард гордился своим заведением, считал себя здесь царем и богом. Уилл выяснил, что иногда по вечерам он устраивал здесь этакие «семейные дискотеки» — с громкой музыкой и танцами.

Удалось ему побеседовать и с «девочками».

— Я могу повторить лишь те, что вы уже, наверно, слышали, сэр. Он был продавцом. Хорошим продавцом. Он продавал нас, платил нам за это, а остальное забирал себе.