Вера Арье - Парадокс Апостола

Домой ее вез полупустой автобус.

Всматриваясь в заплаканное дождевое окно, она вновь вспоминала свое внезапно оборвавшееся детство.

Впрочем, сейчас ей уже не казалось, что мир ее рухнул сразу и вдруг.

У родителей всегда были странные отношения. Отец — большой, сильный, талантливый, постоянно пребывал каком-то отчужденном состоянии, позволяя себе проявлять эмоции только по отношению к ней. Казалось, он выплескивал тайком на дочь всю ту нерастраченную нежность, которая предназначалась и ее матери…

Родители производили впечатление людей, которые находятся вместе, потому что нет особых причин находиться врозь.

За обедом отец сосредоточенно смотрел в тарелку, а мама бросала короткие реплики в пустоту, будто надеялась, что они сами найдут к нему дорогу.

Нет, у нее все будет не так!

Она не станет подменять любовь привычкой, а проживет жизнь с тем, с кем сумеет по-настоящему сбыться, срастись, совпасть.

И пусть он пока для нее недосягаем…

Надо просто немного подождать.

Обстановка адвокатского кабинета поражала своей эклектичностью. Было в ней все: и старомодная герань на подоконнике, и солидный шкаф с Уголовно-процессуальным кодексом на полке, и свежий календарь «Пирелли» на стеклянном кофейном столике, но главное, здесь присутствовало ощущение уверенности в том, что справедливость все же восторжествует.

Бывший хозяин практики расположился в рабочем кресле, которое сильно просело то ли от времени, то ли от груза поведанных ему тайн.

На вид ему было не больше шестидесяти, хотя Родион точно знал, что адвокат Апостола, Сезар де Перетти, недавно разменял восьмой десяток. На его смуглом лице жили наблюдательные глаза, которые сначала долго сверлили собеседника, а потом вдруг скрылись под тяжелыми складками век.

К удивлению Родиона, де Перетти оказался доброжелателен и настроен на общение. Как и полагалось профессионалу, он был прекрасно осведомлен, кто перед ним сидит. Плеснув по бокалам душистой янтарной жидкости, адвокат сразу задал тон беседе:

— Итак, вы здесь, потому что у вас ко мне дело, не терпящее отлагательств. Позвольте поинтересоваться, какое? Замечу, что хоть я и не беру пятьсот евро за консультацию, как в былые времена, мое время по-прежнему стоит дорого.

— Я буду предельно краток. Я пришел к вам в связи с открывшимися мне обстоятельствами самого провального процесса в вашей карьере, который состоялся двадцать лет назад. Ваш подзащитный до сих пор отбывает пожизненное наказание, и теперь я намереваюсь доказать, что человек этот невиновен, а его дело было грубо сфабриковано в интересах… — Родион отчетливо произнес имя, которое влетело в комнату как шаровая молния, заставив адвоката задержать руку с бокалом на полпути ко рту.

Чуть погодя он опустил его на стол и твердо произнес:

— Я вижу, как в ваших глазах загорелись аппетитные образы — какие-нибудь там кровные узы или, того похуже, сочная вендетта. Так вы выбросьте их из головы, как и всю ту ересь, которой репортеры окружили когда-то этот процесс.

Он поправил галстук и, приняв для успокоения коньяка, добавил:

— Я выслушаю вас. При условии, что вы сможете предъявить мне неоспоримые доказательства. У меня в свое время их не оказалось.

Родион откашлялся и призвал в помощь все свое красноречие, понимая, что ему предоставляется единственный шанс прикоснуться к истине. Он достал толстую папку и протянул ее собеседнику.

Тот просматривать ее содержимое не спешил, недоверчиво разглядывая своего гостя.

И тогда Родион начал рассказ с того, что, казалось бы, к делу отношения не имело.

— Валери Брунетти рано потеряла своих родителей. Воспитывал ее дядя, обаятельный и сильный человек по имени Паскаль Брунетти. Сын начальника охранной службы генерала де Голля, а затем мэр крупнейшей коммуны на севере Корсики, Паскаль Брунетти был человеком известным и влиятельным. Он долго не имел потомства, а потом вдруг у него появилось сразу две дочери: приемная — Валери, дочь погибшего старшего брата, и родная — Кьяра. У девочек была небольшая разница в возрасте, они были очень близки. Валери окончила школу и поступила в парижский университет, а Кьяра осталась в родительском доме. Кьяра была красавицей и прилежной ученицей, гордостью своего отца. Для нее Паскаль Брунетти рисовал самое блестящее будущее — учебу на факультете изящных искусств, а затем и удачный брак. Но Кьяра, похоже, папиных планов не разделяла. Судьба свела ее с сыном нищего националиста, заговорщиком и бунтарем Гаспаром Истрия. Он был всего на пару лет старше ее, горел унаследованной от отца идеей независимости и, вступив в ряды национального фронта, стремительно приближался к точке невозврата. Паскаль Брунетти пытался повлиять на дочь, однако это ни к чему не привело: Кьяра была влюблена. Два года отец ждал, когда выпадет подходящий случай, чтобы рассечь этот узел. И этот день настал…

Остановившись, Родион покосился на адвоката, который, казалось, уснул, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза.

Но тот вдруг пошевелил кистью руки, что, вероятно, означало: «Продолжайте».

— О том, что готовится показательная акция по захвату полицейского участка в Бастии, Гаспар узнал не сразу. Отец скрывал от него эту информацию, явно не желая, чтобы его девятнадцатилетний сын был вовлечен в такое рискованное предприятие. Однако, как говорится, l'homme propose, et Dieu dispose [34] L’homme propose, et Dieu dispose (фр.) — человек предполагает, а Бог располагает. . Гаспар оказался на месте событий, и они стали для него роковыми. Во время нападения в заложники взяли двух полицейских. Один из них оказал сопротивление и попытался бежать. Но не успел — его настигла чья-то пуля. Чья именно, уже никогда не станет известно. Однако снимок, который передал мне мой информатор, служит неоспоримым доказательством причастности Гаспара Истрия к этим событиям. Его вы держите в руках.

Веки адвоката медленно приподнялись.

Развернув папку, которая лежала на кофейном столике, он увидел выбеленную временем фотографию, с которой на него вызывающе смотрели трое чернявых молодых людей в сдвинутых на затылок черных балаклавах. В руках у всех троих было автоматическое оружие, направленное на изувеченное тело полицейского, распростертое у их ног. По своему накалу и выразительности сцена ничем не отличалась от кадров охоты на лесного кабана.

— Вы, несомненно, одаренный оратор и удачливый журналист. Но надеюсь, ваши изыскания этой фотографией не исчерпываются?

— Разумеется, нет. Однако этот снимок и похищенный у убитого офицера пистолет «беретта» стали теми вещественными доказательствами, которые предопределили судьбу Гаспара Истрия и его отца.