Сергей Зверев - Дом, где взрываются сердца

Валдаев в пределах метровой длины цепочки осмотрел помещение. Пол был земляной, теплый. Стены — из красного, выщербленного и, похоже, очень старого кирпича.

Валдаев откинул матрас. Топчан был из грубых досок, определенно самодельный… И весь покрыт бурыми пятнами. Не нужно обладать знаниями медицины, чтобы понять — это следы крови…

Смешно предполагать, что он первый пленник здесь. И ясно, что предшественники его кончили плохо.

Странно. Самое время, чтобы биться в истерике. Но, наоборот, попав в плен, Валдаев гораздо спокойнее стал относиться к происходящему. Ничего изменить уже нельзя. Без толку. Можно только молиться, но долетают ли отсюда, из подземелий, молитвы наверх? Сомнительно…

Он лег на топчан. Время в этом подземелье выкидывало свои непристойные шутки. Очень трудно было понять его ход. Не было ничего, по чему можно сверять его. Валдаев пытался считать, досчитал честно до шестисот. Понял, что прошло десять минут. Но это занятие быстро надоело. Все равно не оставалось ничего иного, как терпеливо ждать. Ждать хоть чего-то.

И он дождался.

Опять заскрипел засов. Опять со скрипом отворилась дверь.

И в помещении появилась Элла. На ней был обтягивающий белый костюм, в котором она походила на элегантную борзую.

— Здравствуй, зайка, — произнесла она.

Этот «зайка» резануло его. Именно так говорила Наташа. Но той было позволительно. А откуда у Эллы такой пошлый жаргон?

И тут он прижмурился. Резануло воспоминание — стая борзых на экране, гонящих по полю обреченного зайца. А ведь этот заяц — он. А они — гончие…

Она подошла, провела ладонью по его щеке. Ладонь была знакомая, мягкая и теплая.

Валдаев вздрогнул. Элла царапнула его ногтем, и ему показалось, что это собачий коготь.

— Элла, объясни мне…

— Сейчас, сейчас, зайчик. Не волнуйся.

Она присела на корточки и, улыбаясь, стала рассматривать его, как смотрят на экспонат в музее. И взгляд этот очень походил на взгляд профессора Ротшаля…

* * *

Душу Валдаева охватила острая, тягучая тоска, которая затмила все остальные чувства и ощущения. Получалось: все, что было у него с Эллой, вся эта страсть, те ночи — не более чем отлично разыгранный спектакль с ее стороны. Вернее, охота.

Дело было даже не в очередном ударе по самолюбию — плевать на него, на самолюбие. Но вдруг Валдаев как никогда ощутил свою слабость, никчемность.

— Вы использовали меня, — с горечью произнес он.

— Еще не использовали, — обворожительно улыбаясь, произнесла она. — Мы готовили тебя к использованию.

— В качестве жертвы?

— Ротшаль уже сказал тебе.

— Он не сказал, что это значит.

— Все просто. Представь, что существует некая религиозная организация, которая не стремится афишировать свое присутствие. Естественно, у любой религиозной организации есть свои ритуалы. Христиане при богослужении поедают тело Христово в виде хлеба и пьют кровь Христову в виде вина. Это жалкий дешевый обман… У нас все по-настоящему. И мы… Мы пользуемся именно человеческой кровью.

Валдаев равнодушно кивнул. Нечто подобное он и ожидал.

— Не для богослужения, — произнес он. — А для служения сатане.

— Ты прав, Валера. Как же ты прав…

— Иерархия, — прошептал он.

— Ты совсем не дурак, зайка. Ты вспомнил, что тебе говорила эта бедная дурочка Наташа. На ее беду, была она в самом низу иерархии.

— Откуда ты знаешь, что она мне говорила?

— Эх, Валера, я вообще много знаю…

— Значит, все это была не цепь случайностей, не мистика, а обычный заговор?

— Ну конечно же.

— Вам нужна жертва для жертвоприношения. Вы выбрали меня, — Валдаев сейчас обсуждал все совершенно спокойно. Беспокоиться ему больше было не о чем.

— Тебя, зайка. Тебя.

— Но зачем все эти представления? Зачем вся эта народная самодеятельность? Смысл?

— Смысл? О, смысл тут есть… Ты думаешь, любой идиот может стать жертвой… Не может же каждый стать космонавтом. Жертва должна иметь талант.

— Какой талант?

— Быть такой, как ты. Жертвой надо родиться… И жертву надо готовить.

— Зачем готовить? — удивился Валдаев.

— Жертва должна быть очищена страхом.

— Ах страхом, — Валдаев усмехнулся, подумав, что в этот самый главный момент он как раз начал постепенно терять этот самый старательно накопленный страх. Он враз смирился, приподнялся над страхом. Приподнялся над самим собой. Страх неминуемой смерти сначала отогнал все иные страхи, а потом и сам поблек.

— Именно… Но не просто страхом. Жертва должна утерять ориентиры. Потерять иллюзии в отношении себя и окружающего мира. И сам мир должен представляться ей чем-то неустойчивым, лишенным ясных очертаний. Жертва должна быть на грани безумия, но не перешагивать ее. Это искусство, Валера. Большое искусство.

— Тогда зачем ты рассказываешь мне все это?

— Чтобы расставить все точки. Ты прошел через стадии подготовки. Ты готов к ритуалу. У нас принято, чтобы жертва в последнем акте знала, что с ней происходит.

— Значит, все эти убийства, вся эта кровь были посвящены одному — довести меня до кондиции.

— Вот именно.

— Получается — я знакомлюсь с Наташей… Она…

— Чтобы выслужиться, преподносит нам подарок — кандидата на жертву. Она переросла свой уровень и стремилась к более высокой ступеньке иерархии.

— Так почему вы убили ее?

— Потому что мы решили, что она не соответствует нашим требованиям. Но ее смерть послужила благу — подготовке жертвы.

— Когда я пришел туда…

— Мы тебя ждали. Небольшая доза аэрозоля…

— И я очнулся рядом с ножом.

— Да.

— А эти два бугая, которые донимали меня? Они тоже ваши?

— Скажем так, — выполняли некоторые услуги. Лом знал о нас. Но он тоже перестал нас устраивать… Согласись, ход с перерезанным горлом был изыскан.

— И несостоявшийся наезд машиной?

— И даже украденный кошелек, — кивнула Элла.

— А мое увольнение с работы?

— Это безобидный штрих. Нужно было только немного надавить на редактора…

— И все, чтобы поиграть на моих нервах…

— Не на твоих нервах, дорогой. Это чтобы очистить тебя для ритуала.

— А майор Кучер? Он тоже ваш?

— Нет. Он просто идиот, которым можно манипулировать.

Которому можно подкинуть информацию, в какой квартире скрывается разыскиваемый рецидивист Турок, и туда вломится бригада милиции. Он внес свою лепту, не понимая, что творит.

— А если бы я загремел в тюрьму?

— Мы бы тебя выручили к нужному моменту.

— Или попал бы в сумасшедший дом?

— Это большое искусство — держать человека на грани и не дать рухнуть за нее.

— В больницу я попал тоже вашими стараниями?

— Нет, до нее ты дошел сам. Но такой вариант просчитывался.

— А как вы вытащили меня оттуда?