Сергей Зверев - Дом, где взрываются сердца

— Это я?

— А кто же?.. Бесполезные созерцатели и мечтатели, вы погрязли в самокопании и страхах. Вы живете мечтами о справедливости. Хотя на деле грезите о том обществе, где в Конституции заложено одно право — «право человека на слабость». У вас слишком слабые челюсти. Наши времена — не для вас. Не согласны?

— Согласен, — кивнул Валдаев, осознавая, что в словах профессора есть своя логика.

— Вам нет места на земле. Вы — жертвенные коровы. Это ваше истинное призвание.

Все правильно, подумал Валдаев. И возразить тут нечего. Кроме того, что очень хочется жить. Очень хочется попытаться что-то изменить в себе. Но нет никаких шансов вырваться от них, тех, кто выбрал тебя жертвой. Они — сильны. И хотят стать еще сильнее. Старая истина — закон сохранения всего, что ни есть в природе. Если хочешь что-то взять, то не возьмешь из ниоткуда. Должен у кого-то отнять. И к жизненной силе это относится даже более, чем к чему бы то ни было другому на свете.

— А вы не боитесь, что с такими же мерками кто-то подойдет к вам? — спросил Валдаев.

— Не боюсь. Иначе на что мне сила? — профессор поглядел на часы. — Скоро начнем.

Больше всего Валдаева пугала будничность, с которой профессор произносил эти слова.

— Вы слишком тяжело переносите боль, — покачал он головой. — Тут вам не повезло. Боли будет много.

Он пригладил на плече балахон. И вышел из помещения…

* * *

В храме стали появляться люди. Все они были облачены в черные балахоны, капюшоны скрывали лица. Они молчали. Это было царство немых. Двое принесли жаровню, на которой краснели угли. Еще один принес черные свечи и начал расставлять их в нескольких подсвечниках, стоявших у стен.

Потом они ушли. Появилась хрупкая женщина с сосудом. И стала обрызгивать стены. Жидкость дурно пахла какой-то химией. Женщина негромко пропела невразумительные слова непонятно на каком языке. Удалилась. Еще с четверть часа никто не появлялся.

Свечи трещали и чадили. Они потихоньку оплывали.

Близилось начало церемонии.

Дверь напротив Валдаева распахнулась, и снова появились люди в черных балахонах. На сей раз их было куда больше, в каждой руке — по горящей черной свече. Одну они ставили на пентаграмму на полу. Другая оставалась у них. Они выстраивались вдоль стен и застывали все в том же молчании. Их невозмутимости и недвижимости позавидовали бы солдаты роты почетного караула. Казалось, эти люди даже не дышат.

Если бы о чем-то подобном Валдаеву рассказали месяц назад, он постеснялся бы публиковать такую небывальщину в своей газете. Но человек очень быстро осваивается с новыми реалиями. Еще недавно ему казалось, что такое просто невозможно — подземные храмы, жертвоприношения, тайные службы Князю Тьмы. Ему казалось, что все это россказни, которыми приятно пугать читателей.

Но все это было на самом деле. И стало неожиданно частью жизни Валдаева… И его смертью…

Вдоль стен выстроилось человек двадцать. Один из них затянул тонким голосом варварскую мелодию на незнакомом языке. Остальные его поддержали. Язычки свечей заплясали.

Потом повисла такая тишина, что можно было различить звук слабого дыхания, слегка колышащего капюшоны. В помещение вошла женщина в белом балахоне. Валдаев по движениям, по неуловимым признакам узнал в ней Эллу. В руках она держала ларец.

— Мастер, приди! — визгливо, противно прокричала-прокаркала она и преклонилась на одно колено.

Присутствующие затянули один унылый звук — он напоминал уже не песню, а напев ветра в изрезанных временем руинах.

И в храме появился Мастер.

В том же белоснежном балахоне, причудливо колышащемся в неустойчивом свете свечей и факела.

Мастером был Ротшаль.

Сейчас в нем не было ничего от того милого человека, который поит гостей кофе и вином и рассуждает о программе «Геном человека». Сейчас он вообще не походил на человека. Он был выражением древней, темной мощи, противной Богу и человеку черной силы. Он был и судьей. И палачом. Он был Мастером сатанинского ордена.

Начался ритуал.

Подробности происходящего Валдаев воспринимал с трудом. Мастер играл словами и звуками, как на флейте, и они, наполненные жутковатым, первобытным ритмом, затягивали в свой водоворот. Сначала Мастер читал молитву на незнакомом языке. Потом, переходя с утробного рыка на шепот, с ликования на стон, проклинал Бога, славил сатану. Молил дать силу против врагов, к которым, казалось, относил все человечество. Покорно клялся в верности Тьме…

«Побыстрее бы», — вдруг подумал Валдаев.

Эта мысль резанула ножом. Побыстрее. А потом что?

Удар ножа? Мучения?.. Но хуже всего это ожидание. Хуже всего эта стискивающая обручем виски церемония.

Неожиданно Валдаеву стало спокойно на душе. Он будто отрубил, отринул от себя звуки и ритм черной мессы. И наполнился светлым осознанием — пусть жил он тлей, но умрет, как мученик. И в этом было освобождение духа. И еще он понял, что даже если случится чудо и он останется жив, то уже никогда не будет таким, как был. В его душе будто наносную грязь смыло ожидание страдания и готовность принять его. Он вдруг понял, что все-таки он ЧЕЛОВЕК.

Мастер откинул капюшон.

— Мы приносим тебе, Князь Мира сего, очищенную жертву, — наконец торжественно, во весь голос, океанским прибоем пророкотал Мастер, так что вздрогнули огоньки свеч и красные блики пробежали, оживляя застывшее, как высеченное из камня, бледное лицо.

Трое черных «балахонов» ринулись к жертве. Молотком сбили цепь.

Валдаев попытался ударить одного из «балахонов». Куда-то даже попал ногой, но никто не проронил ни звука. Валдаева скрутили. Связали — наручников не было на этот раз, а вязали грубыми толстыми веревками. Подтащили к алтарю и бросили на пол. Огромный «балахон» наступил на него ногой, так что ребра затрещали.

Мастер сделал жест, «балахон» отошел на пару шагов, готовый в любой момент пресечь любое неповиновение или агрессивные действия жертвы.

— Осознаешь ли ты, что скоро предстанешь перед лицом Сияющего? — Мастер смотрел сверху, с высоты не только своего роста, но и с высоты занесшего топор палача.

Сияющий — это Люцифер. Падший ангел, восставший против Господа.

Валдаев попытался приподняться, но «балахон» пнул его ногой в спину, потом поставил на колени.

Валдаев обвел взглядом присутствующих.

— Вы… — воскликнул он. — Вы же боитесь жить. Вы одержимы самыми гнусненькими, самыми мелкими, самыми презренными страстишками, какие только можно представить, и не можете их воплотить. Вы хотите чужой кровью купить себе право на них. И вы хотите залить чужой кровью свой страх. Выторговать для себя льгот у смерти. Ничего у вас не получится… Вы…

Мастер, не шелохнувшись, выслушивал последнее слово жертвы. Похоже, здесь много чего наслушались. Вряд ли эта сбивчивая речь могла сильно задеть кого-то… И Валдаев обессиленно склонил голову. Он выдохся. Он готов был принять смерть.