Песах Амнуэль - Искатель, 2019 № 03

— Поясните, — бросил судья. Он совсем уже освоился и разговаривал с Айзеком так же, как обращался прежде к Варди. Судья встречался с экспертом вне судебных заседаний не так уж часто, у них были разные круги общения, Варди любил рассуждать о политике, судья таких тем избегал — не из-за аполитичности своей натуры, он с молодых лет голосовал за республиканцев, но в партии не состоял, считал любую партийную принадлежность недопустимой для судьи и вообще для работника правоохранительных органов. Это было его личное мнение, которое он тоже обсуждать не любил, хотя все знали, что разговаривать с судьей о внутренней, а тем более внешней политике не только бесполезно, но в некоторых случаях (и такое бывало!) чревато разрывом отношений.

Изредка встречаясь с Варди на официальных и неофициальных приемах, судья с удовольствием углублялся в тонкости интерпретации образов Мими в опере Пуччини «Богема» и Леоноры в вердиевском «Трубадуре». Оба, как оказалось, неравнодушны были к опере, в отличие от общих и не общих знакомых, поэтому темы для обсуждений у них всегда находились. Сейчас, слыша знакомый голос и не видя перед собой знакомую физиономию с чуть скептическим и ироническим взглядом, судья хотел спросить не о нарушении судебной процедуры, со всей очевидностью имевшей место, а о том, почему в субботнем представлении «Риголетто» (оба на том спектакле присутствовали и кивнули друг другу в антракте) тенор Занетти не исполнил всеми ожидаемую стретту Герцога в третьем акте. Побоялся верхнего до?

Представляя себе Варди, дающего показания, думая также о Варди, лежавшем без сознания в палате интенсивной терапии, судья, конечно, не упускал ни слова из спокойной и размеренной речи Айзека.

— Необходимость решения сугубо физической задачи связана с алиби обвиняемого, — говорил Айзек, — и следует из выводов экспертизы. Вопрос, заданный эксперту, ведет за собой новый вопрос, формально не заданный, но, не ответив на него, эксперт не может дать полный ответ и на вопрос, формально поставленный. Не сформулированный вопрос на самом деле должен считаться заданным, поскольку между этими вопросами существует неразрывная причинно-следственная связь.

— Ваша честь, — подал голос атторней, — это схоластический… Не начни Парвелл произносить эту фразу, судья, скорее всего, вежливо попросил бы Айзека заткнуться, но он не мог потерпеть, чтобы во время процесса кто бы то ни было — обвинитель, защитник, да хоть сам Господь — подсказывал ему, что сказать и тем более как поступить.

Бросив на прокурора раздраженный взгляд, судья выдержал паузу и спросил:

— Какая задача имеется в виду? Мы потеряли много времени, прошу формулировать кратко и по существу.

— Хорошо, ваша честь, — с уважением произнес Айзек, вызвав в зале одобрительные смешки, у присяжных — неуверенные улыбки, а судья приготовился слушать, будучи уверен, что ничего нового Айзек не скажет, потому что никакой дополнительной информации по делу у экспертизы не было и быть не могло.

Не ожидавшие сюрпризов обвинитель и защитник, похоже, не очень прислушивались. Парвелл о чем-то советовался со своим искусственным подсказчиком. Ковельски объяснял Долгову, что тот не должен показывать свои эмоции, это производит на присяжных плохое впечатление, «я вам сто раз говорил, Владимир, держите себя в руках, я понимаю — трудно, однако…»…

— Независимо оттого, какие факты и доказательства будут обнаружены в ходе дальнейшего разбирательства, — продолжал тем временем Айзек, — вывод научно-технической экспертизы: обвиняемый в принципе не мог совершить убийство Иоганна Швайца.

— Протестую! — очнулся наконец прокурор. — Эксперт не имеет права делать выводы о виновности или невиновности!

— Протест принимается.

— Позвольте, ваша честь! — Тут и до защитника дошло, что происходит нечто немыслимое и нужно ловить момент. — Эксперт высказывает не свое мнение, а результат экспертизы!

— Протест принимается, — повторил судья, бросив на адвоката неприязненный взгляд. Что-то шло не так, и это надо было прекратить.

— Эксперту, — заявил он, — запрещается высказывать суждение о виновности или невиновности обвиняемого. Однако эксперт обязан донести до суда все без исключения выводы. Если эксперт будет придерживаться установленных правил, он может продолжить.

— Экспертиза, — флегматично заметил Айзек, — не утверждает, что обвиняемый невиновен. Экспертиза утверждает, что обвиняемый, в рамках релятивистской теории личности, не мог совершить инкриминируемое ему преступление.

— Ничего не понимаю! — воскликнул судья. — Какая релятивистская теория личности? Как это связано с пистолетом и каплями крови?

— Это я намерен изложить высокому суду, — сухо произнес голос Варди.

За сухостью голоса судья расслышал ехидство и даже некое обвинение в свой адрес. Недопустимое. Но формально…

— Хорошо, — сказал судья. — Коротко, по существу. После речи эксперта — перерыв до десяти часов утра завтрашнего дня. Продолжайте.

И Айзек продолжил. Никто его не прерывал. Но с каждой его фразой, как потом написал в своей статье судебный репортер интернет-канала «Семь дней», «постепенно и неумолимо разверзались врата Ада».

— Высокому суду известно, — Айзек говорил теперь без интонаций, как и положено компьютерной программе, — что на стадии предварительного расследования дознаватели создали психологический портрет обвиняемого. Биография, связи, круг общения, характер и так далее. Все это вошло в полицейский отчет, в общий банк данных и, следовательно, стало одной из задач, поставленных перед научно-технической экспертизой.

— Минуту! — воскликнул судья, наклонившись вперед и направив указательный палец теперь уже в сторону прокурора. Айзек споткнулся на слове и замолчал, а Энди недовольно посмотрел на судью. — Минуту! То, что говорит этот… эта… это… верно?

— Да, ваша честь, — прокурор поднялся и объяснил: — На стадии предварительного расследования, еще до того, как был произведен арест, по совету полицейского искусственного интеллекта… ну, то есть базы данных о подозреваемом, которую следователи собрали… собственно, если у высокого суда будет желание, можно вызвать Таубера, полицейского психолога…

— То есть такая задача перед научным экспертом была поставлена? — прервал судья, нетерпеливо постукивая пальцами по столешнице.

— Ваша честь, это обычная практика предварительного расследования. Сугубо рабочий материал. Психологические портреты составлялись и по делу Марзеля, и по делу Паркинсона, и… в общем, всегда в последние два года, когда у нас завелись эти… гм… компьютерные мозги.

— Хорошо, — буркнул судья. — Сугубо рабочий момент, согласен. Тогда почему Айзек об этом упомянул, а майор в своих показаниях — нет?