Песах Амнуэль - Искатель, 2019 № 03

Это был не вопрос, а утверждение. Айзек промолчал.

— Айзек, была ли психологическая мировая линия обвиняемого скорректирована?

— Да.

— О господи… — пробормотал Энди, посмотрел на судью безумным взглядом, смахнул со стола микрофон, который упал на пол с глухим стуком, встал, сел, опять встал, что-то произнес сквозь зубы и застыл, глядя куда-то сквозь судью, будто за ним возникла невидимая тень потустороннего монстра.

— И что это означает? — со всей иронией, на какую был способен, спросил, ни к кому конкретно не обращаясь, прокурор.

— Меня отпустят? — спросил Долгов.

Ответил начальник полиции:

— Сынок, это вопрос юридический. Если невиновен — отпустят, конечно.

— Я не убивал эту сволочь!

Судья устало сказал, даже не пытаясь перекричать шум в зале:

— Кен… Не усложняйте.

— Хорошо, ваша честь, — согласился начальник полиции и посмотрел на часы.

— Айзек, — сказал Энди, — у меня больше нет наводящих вопросов. Тебе понятен ход моей мысли. Ты знаешь, что знаю я, а я знаю, что ты знаешь то, что я знаю. Пропустим обоим нам понятную последовательность умозаключений. Я спрошу о ней потом, и ты ответишь, чтобы высокий суд мог вынести вердикт. Если это вообще возможно.

Пауза. Черт тебя дери, парень, подумал судья, ты-то почему тянешь время? О чем вообще речь?

— Айзек, ты убил Швайца?

Шум, поднявшийся в зале, крики и истерический женский вопль не позволили судье услышать ответ. Пристав загремел в микрофон:

— Тишина в зале! Иначе суд продолжится в закрытом режиме!

— Я не убивал эту сволочь! — закричал Долгов, и его возглас восстановил тишину быстрее, чем требование пристава.

— Повтори ответ, — попросил Энди.

— Да, — сказал Айзек.

— Из-за вашего сумасшедшего искусственного интеллекта пришлось вернуть дело на новое расследование! — бушевал судья. — Новый состав присяжных! Новый суд! И теперь точно, когда Варди поправится и сможет сам представить заключение экспертизы!

— Не сможет, — вставил Энди.

Разговор — если бессистемные выкрики судьи и редкие ответные реплики Энди можно назвать разговором — происходил в тот же день, два часа спустя после того, как судья объявил о закрытии заседания.

Прокурор, естественно, заявил протест. Зачем заново расследовать то, что уже доказано? Все улики представлены, алиби обвиняемого будет опровергнуто в ходе допроса свидетелей, а Айзека надо чинить, и это дело не судебных инстанций, не прокуратуры, не полиции, а технического отдела, чья безобразная работа привела к бессмысленным и непродуктивным последствиям. И вообще, идея использования искусственных мозгов в таком важном деле…

Протест судья отклонил, недослушав. Половины сказанного Бейкер не расслышал — шум в зале был таким, будто во Дворец правосудия ворвалась толпа футбольных фанатов, разъяренная проигрышем любимой команды. Хорошо хоть петарды в помещении не швыряли, но народ оторвался на площади. Там и петарды были, и шумовая граната, начальник полиции вызвал полицейский спецназ, но только к вечеру площадь приобрела благочинный провинциальный вид.

Ковельски протест подавать не стал, обвиняемого отправили в тюрьму штата, в произошедшем Долгов не понял решительно ничего, а потому даже свое привычное «Я не убивал эту сволочь» не выкрикивал.

Присяжных развезли по домам в полицейских машинах, и судья даже не успел предупредить председателя жюри, что в новом процессе они не будут участвовать, от всех обязательств отныне свободны и могут обсуждать случившееся с кем угодно и зачем угодно.

Закрыв заседание, Бейкер удалился в свой кабинет, где просидел в одиночестве почти два часа, отключив телефоны. Ничего подобного в практике судьи за много лет работы не случалось, и, пребывая в расстроенных чувствах, Бейкер пытался представить, к каким последствиям для судебной системы приведет проваленный процесс. Проваленный исключительно по его, судьи, недомыслию. Он допустил участие искусственного интеллекта как самостоятельной юридической единицы. Он, и никто другой. В то злосчастное утро мог…

Не мог он. Не мог, и все тут. Другой судья наверняка принял бы такое же решение. Кто мог предвидеть…

А следовало!

Бейкер включил мобильный телефон только для того, чтобы попросить секретаря, все еще сидевшего в опустевшем зале, принести пару сэндвичей и большую кружку крепкого кофе без сахара. Секретарь, знавший вкусы судьи лучше его самого, заказал, кроме сэндвичей и кофе, рюмку коньяка «Наполеон», лимон и грибной салат. Официанту судья открыл, принесенное поставил на стол и попросил передать секретарю, чтобы тот привел Витгенштейна, и чтобы Витгенштейн принес свой лэптоп, и чтобы Витгенштейн без его, судьи, указаний никаких вопросов Айзеку не задавал. Требование, вообще говоря, запоздавшее — за два часа Энди мог наговорить с Айзеком на собрание сочинений, но не сделал этого, поскольку пребывал в странном состоянии — смеси полного физического удовлетворения и полного морального ступора.

Войдя в кабинет судьи, Энди произнес:

— Я с самого начала подозревал что-то подобное. Как только Айзек заговорил о психологии…

После чего судья разбушевался и произнес никем, кроме Энди, не услышанную речь о сумасшедшем искусственном интеллекте, новом расследовании и лежавшем в коме докторе Варди.

Выпустив пар, судья сел за стол, предложил Энди сэндвич (коньяк и кофе он выпил, а салат выбросил в корзину для бумаг) и произнес спокойным рассудительным голосом:

— Разумеется, признание ни в коей мере не является доказательством вины. Тем более признание, сделанное компьютерной программой.

Судья поднял руку, предваряя возражение Энди, и продолжил:

— Проблема сугубо юридическая и прецедентная. Ваше мнение меня интересует лишь вот в каком аспекте. Понятно, что отчет о научно-технической экспертизе будет аннулирован как юридически ничтожный. Нужно ли, спрашиваю я, назначать новую научно-техническую экспертизу или достаточно вернуться к тому тексту, который был подписан лично доктором Варди?

— Но послушайте! — вскричал Энди. — О чем вы говорите, ваша честь? Как аннулировать? Что аннулировать? Вы же слышали, что сказал Айзек!

— Я слышал! Слышал нелепый вопрос, который вы задали. И слышал еще более идиотский ответ!

Энди встал. Энди положил на тарелку уже надкушенный сэндвич, расправил плечи и произнес тоном, настолько обиженным, что можно было подумать: обиделся он за все человечество.

— Я задал Айзеку единственно правильный вопрос. И получил точный ответ.

Судья минуту смотрел на Энди взглядом сначала возмущенным, потом недоуменным и, наконец, таким, каким смотрит на взрослого ребенок, которому пытаются объяснить, что Санта Клауса не существует.