Марина Болдова - Рубины для пяти сестер

И вот сейчас Галина, вновь учуяв надвигающуюся беду, собирается «прочистить ему мозги».

— Ты не шути. Лучше внимательно посмотри на жену — Лялька на себя не похожа. Вчера я с ней попыталась поговорить, но бесполезно. Кажется, это тот случай, когда непонятно что и непонятно почему. Ее объяснение про «кризис брака» — просто отговорка.

— Ты думаешь, я ничего не замечаю? Но она все время молчит!

— А ты пытался ее спросить? Честно говоря, зная Ляльку, я думаю, что она чего-то ждет. Равнодушно, как неизбежное.

— Галя, поверь, на сегодняшний день я чист перед ней как стекло. Да ты и сама видишь, сколько у нас с Юркой работы! Открыли еще два отделения, а работать некому. Так и мотаемся по очереди в командировки, пока поставить на руководство некого. Кто ворует, кто просто ничего не делает вдали от начальства!

— Кто тут ничего не делает? — Ляля подошла тихо, мягко ступая спортивными тапочками по молодой траве. — Соколов, не грузи мою сестру своими проблемами. Галя, пойдем с твоей мамой поговорим.

— А мне можно? — спросил Сашка.

— А тебе интересно? — Ляля впервые за последнее время посмотрела ему в глаза.

— Не цепляйся к мужику, сестрица. Пошли, Соколов, твоя жена кое-что раскопала интересное про наших предков. Нужно обсудить!

Валентина Николаевна разливала по чашкам чай из большого медного самовара, растопленного на углях. От чашек разносился такой дух, что запах черемухи, цветущей у самых ворот, померк перед этим букетом. Пчелы, обманутые исходящим от напитка ароматом, вились рядом, позабыв о цветочных клумбах. Все расселись по длинным скамьям, врытым в землю вокруг деревянного стола, на котором на керамических блюдах высились горки сладких пирожков. Валентина Николаевна с удовольствием оглядела многочисленное семейство. Ляля, достав из пакета альбом, передала его Валентине Николаевне. Та раскрыла его и всплеснула руками:

— Господи, это же Анна!

Галина с Лялей дружно рассмеялись.

— Нет, мама, это не твоя сестра. Это — Анна Печенкина, твоя бабушка.

За разговорами и воспоминаниями незаметно пролетел день. Уставшее солнце закатилось за вековые деревья, уступая место легкому, сумеречному туману. Комары, почуяв свежую кровь, радостно набросились на расслабившихся от чая и пирожков людей, но в дом никому идти не хотелось.

— Лялька, ты карты взяла? — Галина наклонилась к самому уху сестры.

— В машине. А что? Проблема какая? — тревожно спросила Ляля. Галина просила ее сделать расклад на картах только в крайнем случае, когда у нее срабатывала собственная интуиция.

— Да так… Неспокойно как-то. Пойдем?

Ляля сходила к машине и вернулась с небольшим пакетом в руках.

— Давай в мою спальню. — Галина первой вошла в дом и направилась к лестнице на мансардный этаж.

— Что тебя так волнует? Что-то конкретное? — Ляля перемешивала карты перед зажженными треугольником свечами.

— Да. Командировка Юрки, на которой настаивает Соколов. Что-то мне не по себе. Посмотри, благополучно вернется? Вдруг с самолетом что? Или… не знаю. Просто разложи на эту поездку.

— Хорошо. Думай о муже. — Ляля пристально вглядывалась в глаза Галины. Вынув три карты из небольшой колоды, она произнесла: — Дорога туда, цель поездки, дорога обратно. — Она показала поочередно на каждую карту. — Смотри: дорога туда — успешное движение к цели, цель — поиск компромисса, справедливый суд.

— Все правильно, там директор накуролесил в филиале, Юрка едет с ним разбираться. А обратная дорога?

— Обратная… карта Мир — гарантированный успех, окончание пути. Все нормально, вернется твой муж домой, никакого крушения самолета, — нарочито спокойно и убедительно произнесла Ляля.

— Ладно. Это все мои страхи. Просто не хочется почему-то в этот раз его отпускать. Пойдем в сад. Наших там комары уже съели, наверное. — Галина шагнула к двери.

Ляля быстро вытащила еще одну карту из стопки. «Господи, да что такое? Какая такая катастрофа после возвращения?!» — Она так же быстро убрала карту обратно в колоду и пошла за сестрой.

Дохлый нетерпеливо поглядывал на часы. После этого странного звонка он был сам не свой. Вроде бы и предложение встретиться было ненавязчивым, и голос у мужика приятный. Но его, давно переставшего бояться чего-либо в жизни, насторожила эта мягкая властность в тоне незнакомца. Или знакомца? Голос, голос! Точно слышал раньше. Из прошлого привет? С зоны? Нет, слишком интеллигентный говорок.

Дохлый и сам не мог себе объяснить, отчего чуть не подпрыгивает на стуле от нетерпения, поглядывая на входную дверь через плечо. И все-таки он пропустил этот момент.

— Здравствуй, Павлуша! — вкрадчиво-насмешливо раздалось над ухом, и твердая мужская рука легла ему на плечо.

Дохлый резко обернулся. «Нет, мне туда еще рано», — мелькнула мысль о дурдоме, потому что Павлушей, кроме мамы, его называл лишь еще один человек. Но на этом свете он никак не мог пригласить его на встречу! Дохлый даже не стал вставать, не сделал ни одного движения, чтобы скинуть его руку со своего плеча.

Мужчина присел на соседний стул и в упор посмотрел на Дохлого. Ласковая улыбка не сходила с его лица.

— Павлуша, дорогой! Ну не мог я приехать раньше, прости!

Дохлый прокашлялся.

— Откуда? Откуда приехать? — тупо переспросил он, пряча глаза.

— Так ли уж это важно? Главное — я не забыл тебя, ведь так?

— Ну… наверное. — Дохлый пока не мог разобраться в своих чувствах. Злость и радость, обида и возникшее вдруг облегчение. И — страх. Он попытался сделать равнодушное лицо.

— Да не пыжься ты так, Павлуша. Я же вижу, ты рад меня видеть. Не можешь поверить, что это я, да?

— Где-то так, — выдавил из себя Дохлый.

— Расслабься. И можешь начинать спрашивать.

— Рассказывай с самого начала, с того самого дня, — почти приказал Дохлый. Он все же сумел взять себя в руки, попривыкнув к новому образу своего старого друга. Тот молча кивнул, признавая его право на приказной тон. По мере повествования у Дохлого вытягивалось лицо. «Да он сумасшедший! Провернуть такое мог лишь тронутый на всю голову человек! А рискнуть приехать после всего, что натворил! Это нужно быть совсем безумцем», — думал Дохлый, слушая его.

— А теперь я хочу вернуть кое-кому долги. Ты со мной?

— Твое право, но я — пас.

— Чего боишься, Павлуша?

— Ничего не боюсь, это — твои заморочки! — Дохлый делано-равнодушно пожал плечами.

— Я тебя не понимаю. Или есть что-то, о чем я не знаю? — В тоне говорившего появились угрожающие нотки.

«Черт, я и забыл, как он умеет смотреть и видеть. Ничего не скроешь. А если?… Что ж, можно попробовать. Не все ж ему меня использовать вслепую, не мальчик я уже!» Дохлый долго и подробно рассказывал о своих планах, особенно подчеркивая, как вовремя появился его старый друг. «Пусть думает, что я по-прежнему с ним. Начнем, а там видно будет. Гений интрижки, так его! Я и сам не идиот. Главное — все правильно просчитать!» — Он старался смотреть в сторону, словно опасаясь, что тот заметит даже малейшую фальшь.